— Помню, как я поил тебя холодным чаем, как сейчас, когда ты была маленькой, — сказал Кен Ороши. — Ты ужасно болела в детстве. Твоя мать просто с ума сходила, тревожась за тебя. — Он поставил чашку. — Врачи проинструктировали меня, чтобы я сказал тебе, когда ты очнешься, что прошла уже неделя, как тебя принесли сюда. Они предупредили, что, очнувшись, ты можешь быть немного дезориентирована во времени. — Его глаза изучали ее разбитое, опухшее лицо. — Полицейские мне все рассказали.

Не все, подумала она, опять закрывая глаза.

— Врачи сказали, что они напичкали тебя болеутоляющими средствами.

— Не знаю, — сказала Киллан все тем же каркающим голосом. — Я ничего не чувствую. — Интересно, почему у него такое озабоченное лицо? Наверно, все дела фирмы не дают покоя. Хоть Икуза и отправился в мир иной, но «Накано» — то не вернешь...

— Это хорошо, — успокоил ее отец. — Тебя, наверное, беспокоит, почему у тебя такой голос? Врачи говорят, что повреждены голосовые связки.

— Ничего, — ответила она. — Мне даже начинает нравиться, как он звучит.

Отец неловко откашлянулся, и Киллан подумала, чего это он хочет от нее? У нее всегда было ощущение, когда он с ней разговаривал, что он от нее что-то хочет. Например, чтобы она не водилась со своими «опасными» революционерами...

— Знаешь, мне с недавних пор не дает покоя мысль, что я не всегда относился к тебе так, как к твоим братьям. Ты моя дочь. Я никогда не имел ничего против того, чтобы иметь дочь. Женщины занимают важное место в обществе, но, конечно, не такое важное, как мужчины. Так я всегда думал.

Он неловко переминался с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко рядом с ней.

— И еще я хочу тебе сказать, поскольку это, по-видимому, для тебя важно, что мне удалось немного уладить свои дела. Тандзан Нанги, который приобрел «Накано», надавил на «Нами». Из-за скандала с Икузой группа «Нами» понесла непоправимый урон. Император отвернулся от них, отказав в своем доверии. У них не было другого выбора, как подмахнуть контракт, который составил Нанги. В результате Нанги оказался собственником всей фирмы, включая научно-исследовательский отдел. Он попросил меня остаться президентом фирмы. Конечно, сам Нанги будет ее председателем, и я буду подотчетен ему. Но он дал мне полную автономию. Например, я смогу сам заниматься кадровыми вопросами. Впервые за многие годы я почувствовал, что управляю своей фирмой.

Киллан уловила в голосе отца новые нотки. Неужели смиренность?

— Когда ты поправишься, — продолжал Кен Ороши, — я бы хотел, чтобы ты посетила нашу новую штаб-квартиру в здании «Синдзюку Сутоту», где располагается и «Сато Интернэшнл». Я бы сам провел тебя по всем офисам «Накано». А научно-исследовательский отдел теперь там занимает целый этаж. И его бы я тебе показал. А потом мы с тобой пообедали бы, поговорили... Я очень этого хочу, Киллан.

Глядя прямо в глаза отцу, Киллан молча кивнула. Когда он ушел, она опять устало закрыла глаза. Почуяв какое-то движение рядом с собой, открыла их и увидела изумительного бумажного мишку-панду у себя на одеяле. Киллан взяла его в руки, улыбнулась. Она так давно не делала этого, что мышцы лица даже отвыкли растягиваться в улыбке.

— Там, в полиции, — сказала бабушка, — отцу дали прослушать кассету. Сама знаешь какую. То, что он услышал, открыло ему глаза. Он был потрясен и шокирован твоими делами, но одновременно почувствовал какую-то гордость. Впервые в жизни он понял, чего тебе надо. Может быть, ты и сама теперь это лучше понимаешь.

Так вот что означали новые нотки в голосе отца! Это была не смиренность, а уважение.