Вспотев, он снова оделся и стал коленями на камень.

Впервые за много дней он вспомнил о своих мечах и стал гадать, как настоятель поступил с ними. Продал или просто выбросил в какую-нибудь яму? Расстаться с Мечами Дня и Ночи оказалось тяжелее, чем он себе представлял. Когда он отдавал их Кетелину, руки у него дрожали и в сердце закралась паника. Много недель потом он боролся с желанием потребовать мечи обратно, подержать в руках. Он был так болен, что не мог принимать твердую пищу. Страдания, переносимые им, были прямо противоположны ликованию, охватившему его, когда королева вручила ему мечи. Тогда одно лишь прикосновение к костяным эфесам наполняло его силой и решимостью. Не верилось, что эти клинки созданы отвратительной старой ведьмой в выцветшем красном платье, стоявшей рядом с молодой королевой. Она показалась Скилганнону еще безобразнее, чем при их первой встрече. Жидкие седые космы липли к ее облысевшему черепу, как туман. Когда-то она, должно быть, была дородной, и теперь кожа на ее лице и шее свисала складками. Глаза слезились, на одном сидело серое бельмо.

— Что, Олек, хороши они? — проскрипела она.

От ее голоса он покрылся мурашками. Отвернувшись, чтобы не видеть ощеренных в улыбке гнилых зубов, он признал:

— Очень хороши.

— Мечи у меня не простые. Один я сделала для Горбена много лет назад, и он с ним чуть ли не весь мир завоевал. Эти клинки, что ты держишь в руках, прибавляют сил и проворства своему владельцу. Они достойны короля.

— Я не хочу быть королем.

— Потому-то королева и дарит их тебе, Олек Скилганнон, — засмеялась старуха. — Твоя верность столь редкое качество, что ей, можно сказать, цены нет. С этими мечами ты выиграешь много сражений и отвоюешь назад наашанские земли для своей королевы.

Оставшись наедине с королевой, Скилганнон высказал свое беспокойство:

— Старуха — воплощение зла. Я не хочу владеть ее мечами.

— Слишком уж ты суров, Олек, — со смехом возразила королева. Они сидели рядом, и он чувствовал, как пахнет духами от ее черных волос. — Относительно Старухи ты еще мягко выразился, но нужно же нам отвоевать Наашан — ради этого я готова пустить в ход любые средства. — Она достала из-за пояса нож и поднесла его к свету. На длинном кривом лезвии виднелись древние руны. — Смотри, что дала она мне. Правда, красивый?

— Очень.

— Имя ему Прозорливый, ибо он придает мудрость. Он открывает мне многие вещи. Старуха, хотя и служит злу, доказала свою преданность мне. Без нее нас с тобой давно уже не было бы в живых, сам знаешь. Мне нужна ее сила, Олек, чтобы восстановить свое королевство. Будучи вассалами Горбена, мы не имели возможности расти. Теперь, когда его нет, мы вольны жить своей судьбой. Возьми мечи и сражайся ими ради меня.

Он наклонил голову и поднес ее руку к губам.

— Ради тебя я готов на все, моя королева.

— Не на все, Олек, — тихо заметила она.

— Правда твоя.

— Ты любишь ее больше, чем меня?

— Нет. Так, как тебя, я никогда никого не полюблю. Я не знал, что способен любить так сильно.

— Ты по-прежнему можешь делить со мной ложе. — Она придвинулась к нему и поцеловала в щеку. — И я снова стану Сашан — для тебя одного.

Он со стоном отстранился от нее и встал.

— Нет. Мой рассудок этого не выдержит. Мы погубим все, за что боролись, все, за что умер твой отец. Мои сердце и душа принадлежит тебе, Джиана. Я любил тебя, когда ты была Сашан, и до сих пор люблю, но больше я ничего не могу тебе дать. Дайна моя жена, она мила и добра. Скоро она станет матерью моего ребенка. Я буду верен ей. Это мой долг.