– Тем более, греки наверняка ненавязчиво намекнули, что в их стране тебе появляться не следует.

– Тоже мне потеря! Чего там не видел? Ихних древних развалин? Нет, ну как вам нравится, кто-то когда-то среди их храмов погулеванил, а они теперь за посмотреть на это бабки берут?

– Вот тупые, – огорчаюсь по поводу недальновидной греческой политики в отношении Кости, – ты бы со своими корешками за один вечер их гостиницу в такие руины превратил, акрополям-некрополям рядом нечего делать. Зато через пару тысяч лет, исключительно благодаря вам, потомки этих греков всех туристов у итальянцев на раз бы поотбивали. Подумаешь, развалины какого-то Колизея, вы только увидите ошметки нашей гостиницы, сразу догадаетесь, какие там бои шли. Куда всем гладиаторам и прочим гуннам до Кости со товарищи? Значит так, Константин. То, что тебя можно перевоспитывать только с помощью господ “калашникова” или “макарова”, это я давно понял. Но если ты, поганка бледная…

– Понял-понял, – скороговоркой затарабанил Костя. – Все, что надо, сделаю в лучшем виде. На общественных началах. Я больше не буду.

– А, значит, не такое у тебя хреновое финансовое положение?

– Только из-за бережливости, – всплеснул руками начальник отдела снабжения. – Ну, я еще немного сэкономил от свадебных подарков. Вот скажу вам…

– Заткнись, – скомандовал я, потому что в кабинет без стука вошел юрист Степанченко.

– Гостем будь, Степан, – киваю на свободное кресло. – А ты, Костя, быстро дожуй свой шницель и жди меня в машине. Кофе не получишь – вот такое тебе будет наказание по итогам греческого вояжа. Правильное решение, соответствует главному девизу времен строительства коммунизма: “Экономика должна быть экономной”. Нечего Костю долларом наказывать, пусть жену продолжает обеспечивать. Посажу его на подсос, самому придется о Снежане заботиться. Мужнины подарки с моими в сравненье явно не пойдут, да и воспитывать Константина можно с тем же успехом, как искать пульс у скелета, потому налицо значительная экономия нервно-финансовых запасов.

Степанченко посмотрел на поднявшегося из-за стола Костю и, накладывая закуску на тарелку, заметил:

– Пусть не торопится, пока не поем, разговора не будет. Проголодался, аппетит набегал. Набегал, что и говорить. С помощью “мерседеса”, правда, но это для экономии времени.

– Кстати, Костя, а что, в их гостинице действительно нельзя шашлыки варганить?

– Я же говорю – они полные придурки. Что мы, некультурные совсем, ничего не понимаем? Мы же мангальчик не внутри гостиницы, а возле бассейна соорудили. Представляете, они еще говорят о сервисе, а возле бассейна даже туалета нет…

– Все, Костя, свободен, – скороговоркой прерываю окончание исповеди, чтобы у адвоката не испортился аппетит. – Дуй в машину.

Пока Степанченко неторопливо подкреплялся, я спокойно пил кофе, живо представив себе картину Костиных приключений. А чего же вы хотели, господа иностранцы, столько лет выли дурным голосом, как из-за железного занавеса никого не выпускают. Ну разве что немногочисленные группы каких-то дикарей, на которых нападает поголовное косоглазие при виде бакалейной лавки. Дикари они и есть: одеты хуже пугал, покупают все самое дерьмовое, железными зубами детей пугают, снимают номера в затрапезных гостиницах. Жрать захотят – в ресторан ни ногой, собираются в одном номере, вытаскивают привезенные из-за железного занавеса консервы и варят из них суп в биде, дружно помешивая его кипятильниками.

Радуйтесь, эти дикари ушли в прошлое вместе с пресловутым занавесом. Теперь вы дождались других русских, которых именуете новыми. Наши дурачки, подхватив это определение, вторят вам – новые русские, имея в виду таких, как Костя и его дружки.