— Сударыня, — граф поцеловал ей руку. — Надеюсь, вас не обеспокоил мой приезд?

Лиза вскинула на него укоризненный взгляд.

— Зачем вы так? Я вам всегда рада.

— В таком случае. — Воронцов внутренне подобрался, — нам нужно поговорить. Ведь вы так и не сказали мне твёрдо, хотите ли стать моей женой. То, что этого хочет ваша матушка и я, вряд ли достаточно.

Лиза вспыхнула.

— Михаил Семёнович...

— Михаил, — настойчиво поправил он.

Она ещё больше смутилась.

— Как вы думаете, ваше сиятельство, когда люди женятся, они должны что-то чувствовать друг к другу?

Трудный вопрос. Нерешённый для него самого.

— А мы ведь с вами даже ни разу не поцеловались, — с лёгкой укоризной произнесла барышня.

Нашла беду! Под венцом и поцелуются.

— Извольте, — вслух сказал граф. — Я готов.

Девушка опустила шитьё и поднялась. Она доставала ему только до груди, поэтому Воронцов низко наклонил голову. Он поцеловал её сначала очень осторожно. Но, почувствовав, что Лиза готова к большему, сделал всё, как положено. Александр целовался по-другому, и Браницкая была слегка озадачена. Но в целом не почувствовала ничего неприятного. Михаил же понял, что она целуется не впервые, и сомнения, покинувшие было его сердце, всколыхнулись с новой силой.

— Так что? — спросил он с сухой усмешкой. — Я вам не противен?

Лиза покачала головой.

— Нет... Михаил, я смогла бы стать вашей женой.

— А перед свадьбой вы ни о чём не хотите мне сказать? — чуть высокомерно осведомился он.

— О чём? — не поняла девушка. В душе она сжалась. Неужели Бенкендорф всё разболтал своему другу? Нет, он не мог. Он желает ей только добра. — Что я должна рассказать?

— Ничего так ничего, — граф быстро отвернулся. — Простите мою настойчивость. Я ведь женюсь первый раз и тоже не знаю, о чём жених и невеста говорят перед свадьбой.

Он наплёл ещё кучу каких-то глупостей и удалился, совершенно сбив Лизу с толку. Сам же мучился мыслью о возможном опыте избранницы. Она, без сомнения, его возбуждала. И будь девушка по-настоящему искушённой, то почувствовала бы его желание. Этого не произошло. С другой стороны, его очевидным образом с кем-то сравнивали. Словно распробовали поцелуй на вкус. Было ли сравнение в пользу графа, неизвестно. И это внутренне бесило Воронцова, который действительно привык во всём брать верх.

Уезжая, Шурка какими-то эвфемизмами попытался предупредить друга, но только нагнал ещё больше туману.

— Смотри за ней в оба, — твердил Бенкендорф. — Сумеешь поставить под венец, будет тебе верна до гроба. Упустишь, пеняй на себя. Сведут со двора, как цыгане кобылу.

— Это результат твоего разговора? — болезненно усмехнулся граф.

— Да, если хочешь. А большего тебе сказать не могу. Дал слово. Но только помни: глаз да глаз.

— Так не должно быть, — вздохнул Михаил. — Приневолить её я не могу. Как решит, так и будет.

— Ну, гляди, — бросил Шурка. — Останешься при накрытых столах, да без невесты. Много тут бродит волков по овечьи кости.

Можно, было успокоиться после таких намёков? Святой бы потерял терпение. Михаил уже раскаивался, что затеял дело с женитьбой. Он не знал, с какой стороны угрожает опасность. Но догадывался о Раевском, Однако последний, по слухам, покинул Париж. Мало-помалу граф оставил тревоги на его счёт, видя все беды в колебаниях Лизы.

Между тем соперник сказал своё последнее слово, к счастью, оставшееся тайной для Воронцова. За день до свадьбы он приехал в Сент-Оноре проститься перед отправкой в Италию.