Услышав мои слова, трое испанцев сразу стали серьезными, лица их исполнились многозначительного достоинства, а дон Мануэль сделал паузу, прежде чем с необычайной высокопарностью изрек три слова:

– Нам известно все!

Вероятно, это заявление почему‑то казалось ему столь важным, что он изрек его еще раз:

– Нам известно все!

Сознаюсь: я вздохнул с облегчением. Напряжение первых минут постепенно исчезало. Взирая на их чертовски серьезные, источающие галантность лица и слыша столь поразительные слова, я не удержался от шутки и с ироничной улыбкой спросил:

– Так, значит, вы сам господь бог?

– Господь бог? – Дон Мануэль был несколько озадачен. – Как прикажете вас понимать?

– Да очень просто! – На этот раз я уже откровенно рассмеялся. – Ведь только господь бог всеведущ, а вы, ваша милость, утверждаете, что вам известно все!

– Я имел в виду лишь, что нам известно все о вашей милости, досточтимый дон Хуан!.. Именно по этой причине мы здесь!

СТРАННЫЙ ЗАМЫСЕЛ ИСПАНЦЕВ

Видя, что со стороны испанцев нам не грозит непосредственной опасности, я частично отменил тревогу, но лишь частично, поскольку в непосредственной близости, в самой Кумаке, находилось все‑таки почти пятьдесят индейцев чужого племени с луками и палицами в руках. С этой ненадежной братии, как, впрочем, и с самих испанцев, нельзя было спускать глаз. Испанцы буквально остолбенели при виде выходящих из зарослей наших отрядов, совсем недурно вооруженных всевозможным оружием.

Сохраняя все ту же изысканную вежливость, гости объявили мне, что приплыли с важной миссией, которую хотели бы со мной обсудить. В ответ я пригласил их в свой тенистый бенаб – прохладную хижину под просторной крышей без боковых стен. Пригласил я также Манаури как верховного вождя, Арнака, Вагуру и негра Мигуэля. Гости расселись на циновках, а я – на принесенной Ласаной шкуре ягуара.

На мое приглашение отведать паивари – напитка гостеприимства, дон Мануэль ответил просьбой оказать ему честь и распить привезенную из Ангостуры бутылку рома.

– Отчего же! – откликнулся я охотно. – Только не потерять бы нам при этом головы или не оказаться отравленными…

– Клянусь! – ответил в том же полушутливом тоне дон Мануэль. – Никто головы не потеряет!..

Ром был превосходный, и после того как мы все его понемногу отведали, дон Мануэль, приступив к главному вопросу, опять почти с маниакальным упорством завел прежнюю песню о том, что им, испанцам, известно обо мне все.

– Рад, искренне рад! Даже счастлив! – Довольно сдержанно изобразил я на лице удовлетворение, выслушав очередное его признание, а про себя подумал: «Сейчас дон Мануэль начнет безудержно превозносить до небес нашу победу на Каииве, которая в известной мере была и победой испанцев». Ведь здесь, на земле, которую испанцы считали своим исконным владением, мы в пух и прах разбили отряд акавоев, снаряженный голландцами – заклятыми врагами испанцев в Гвиане.

Но, оказалось, я был не прав ц сильно ошибался – дон Мануэль повел речь совершенно о другом. Не скрывая удовлетворения нашей победой над акавоями, он тем не менее совершенно неожиданно заговорил о визите ко мне в Кумаку Джеймса Пауэлла – капитана английского брига «Каприкорн». Оказалось, испанцы какими‑то неведомыми путями узнали о содержании той моей беседы с Пауэллом, когда я несколько месяцев назад категорически отказался от участия в захватнических планах англичан, и теперь всячески меня за это восхваляли.

– Ваша милость, сеньор капитан, – продолжал дон Мануэль, – мы считаем вас своим союзником и готовы всячески поддерживать…

– Меня заботит лишь судьба индейцев! – заметил я.