| Ибо этот вход требует особенно чуткого обхождения, нужна не только обильная смазка, но прежде всего опыт и умелое владение инструментом. Щека, нет, щеки полости нуждаются в том, чтобы их изрядно помяли, тогда этот щепетильный сфинктер медленно расслабляется и расширяется, и процесс насадки на трубу идет без проблем. А потом – на тебе! Разрыв трубы! Еще разрыв! Ангелы в отчаянии выкрикивают его имя, имя бога, моего сына, они забыли о приправе, забыли подсыпать ее сверху, смазать свинью чем то, уж не знаю чем, но при этом ангелы, занятые этим делом, уже надели свои самые красивые одеяния, их, ангелов, чуть ли не восемьдесят штук! Рядом с ними текут реки молока, сока и безалкогольного вина. Все это весьма неразумно со стороны ангелов, так как брызги смазочного жира могут попасть на их красивые одеяния, а кому это надо; и когда они, наконец, садятся за стол властителя, чтобы съесть этого другого господина, с которым мы столько мучились в ходе закладки и регулировки, они уже испачканы с головы до ног. Вконец измараны. Но внимание: наступает захватывающий момент! Пока подручный осторожно слегка вытягивает штангу, бог прилаживает свой искусный прибор и сантиметр за сантиметром вонзает в кишечный проход или другой канал, как бы он ни назывался, тот, что течет во мне и в котором бог оставил сток. Я медлю, не зная, позволять ли ему делать это со мной, но ведь и мне надо чему то научиться, а вдруг я захочу когда нибудь сделать то же самое со своим сыном, и я подмечаю, как бог приступает к делу со мной – чувствуется большой опыт и добросовестность. Я необузданно отдаюсь наслаждению, но что такое? Чего добивается посягатель, я хочу сказать, этот повар людоед, мастер по приготовлению пирожков из человечины? А хочет он чего то противоположного моему желанию, он совсем не хочет отдаваться наслаждению, он хочет только одного – отдаться богу. Мне же надо нечто совершенно иное, тут тоже ничего не поделаешь. Я хочу, чтобы мученик вел себя за столом культурно, не так, как каннибал, он ведь сервирует себя самого, остается у себя и с собой, только в этом случае он знает, что предложить людям. Ну да ничего, они ведь все – мои сыновья! И я присматриваю за ними, они никогда не станут взрослыми, поэтому их и называют сыновьями, тяжело вздыхаю я. Я сижу в машине перед местом встречи и жду сына, он придет от женщины, с которой у него снова ничего не получилось, тут уж я постаралась. Он должен любить только свою мать – и точка. Согласитесь, что от него требуется не так уж много. И согласия вашего мне не надо. Он всю жизнь был здоровеньким, мой гвардейский офицерик, он хороший солдат, солдат каких мало, один из лучших, посаженный, высиженный, засунутый в горшок, принесенный в жертву, прощай, прощай, мой камикадзе, мой мученик, он все еще сидит на судне и громко требует избавления, но в конце концов станет лишь блюдом, он и перед судом не предстанет, а станет блюдом, несмотря на свое прекрасное образование. Он даже учился в Высшей технической школе, хотя ему хватило бы и обычной, впрочем, нет, не хватило бы. Или он приготовил это блюдо, чтобы предстать перед другим судом? Нет, для суда ничего не осталось, он уже все употребил на другое. Но чем лучше образован зверь (я не имею в виду, что ему надо давать лучшее образование! Это же смешно, раз он все равно должен умереть!), тем сочнее он будет, когда вернется к нам из смертной трубы, в которой качался то вверх, то вниз, когда мы, наконец, включим в трубе освещение, а из него затем выдуем свет, и тогда все опять продолжится, в такт, без чувства такта, трубу сунь, трубу вынь, мужчины согласовывают свой ритм, бог и его сын трудятся, соревнуясь друг с другом, ааа! я, фабрично заводская ученица, должна отгонять других девушек, это моя задача, я стою, покраснев до ушей, возле их горячих членов и стараюсь не упустить ни одной мелочи, чтобы потом с моим собственным единородным, огнем врезанным в меня сыном завершить то, чему научилась, что испытала здесь. Приборы этих двух мужчин подвергаются тщательному испытанию на твердость и выдержку, только тогда им будет позволено излиться и в награду испить от клиентки, я хочу сказать, получить от нее чаевые. |
