Я вернулся в наш вагон и подошел к Лорне с доктором Фэрчайлдом.

— Нас ожидают неприятности, — тихо сказал я. — Надвигается снежная буря. Ветер усиливается.

— Но ведь мы в поезде, — сказал Фэрчайлд. — Здесь нам ничего не грозит.

— У нас мало дров, доктор. И мы можем застрять в снегу.

— Разве поезд может остановиться?

— Да. И нас заметет снегом. Такое уже случалось.

Удары снежных зарядов сотрясали тонкие стенки вагона, окна залепило белым.

Я остановил кондуктора.

— Лучше собрать всех людей в один вагон. Вместе теплее, да и топлива уйдет меньше.

— Хорошая мысль.

Он поспешил к пассажирам. А я не мог усидеть на месте. Что за места мы проезжаем? Есть ли тут овраги, деревья? Потом я вспомнил, что большую часть пути я проспал. Где-то тут есть станция, или поселок. Когда кондуктор перевел людей из вагона в вагон, я спросил его об этом.

— Ничего здесь нет, — сказал он. — Станция — да, но сейчас она прикрыта. А все, кто там жил, собрали вещички и укатили.

— А дома?

— Лачуги. Там жили какие-то придурки. У них ничего не могло получиться, никакого города — не на чем держаться. Кто-то вдолбил им в головы, что тут будет построен центр всего округа. И они покупали землю — по сто долларов за участок, на котором ничего нет, кроме койотов и степных собак.

— Далеко это место?

— Не знаю. Трудно сказать, когда ничего не видно. Десять, пятнадцать миль.

— Нам нужно будет там остановиться.

— Да как же можно? Колеса примерзнут к рельсам. Там все равно ничего нет!

— Вы остановите поезд! Там должны быть дрова.

Он ушел, а поезд все полз потихоньку вперед. Хныкали дети. Лорна помогала укачивать какого-то малыша. Мужчины отправились в соседний вагон за остатками топлива.

Ко мне подошел Уильямс.

— Жуть, как холодно. Поезд, случайно, не может застрять?

— Может.

Его лицо стало серым.

— Я виноват сам. Так хотел оттуда уехать: отец говорил, что я дурак, Лил — тоже. Она осталась. Там я только вкалывал на ферме от зари до зари и ничего не зарабатывал.

— Здесь будет то же самое, — сказал я ему. — Там, где человек, там и работа. К счастью.

— К счастью?

— К великому счастью. Еще ведь бывает ад. Это когда здоров как бык, вокруг семья, а работы нет. Дети голодные, руки пустые, жене не из чего приготовить обед. Даст Бог, вы избежите подобной судьбы.

Вагон дрожал под порывами ветра. Льдинки, летящие вместе со снегом, барабанили в стекла. Пришел кондуктор.

— Нужно открывать двери, а то они примерзнут.

— Далеко ли станция?

— Кажется, нет. Остановимся там, вы меня убедили.

Он прошел дальше по вагону. Я смотрел ему вслед. Галоши его были в снегу, а снежные следы, что он оставил в прошлый раз, так и не растаяли.

Ко мне подошел тот, вежливый. Его звали Миллером.

— А что там на этой станции? Там поселок? Люди?

— Не думаю. Поселок умер, ему незачем было жить, — сказал я, и меня пронзила боль, потому что я вспомнил наш город. — Его покинули. Может быть, мы сможем набрать там дров.

Поезд стал тормозить, замедляя ход, в ночи раздался полный тоски гудок паровоза.

В дверь просунулась голова кондуктора.

— Вот ваша станция. И там виден свет.

Поезд остановился. Мужчины закутались, подняли воротники и спустились по обледенелым ступенькам. У заколоченного станционного здания высились поленницы дров.