Она задумалась, куда его можно будет повесить, и пожалела, что не взяла чего-нибудь из ранних периодов Кейна. Произнеся над картиной несколько одобрительных звуков, Гульд свернул ее и вложил в футляр.

– А он был подавлен после события на пике Надежды? – невзначай спросил Солли.

Гульд приложил пальцы к вискам, будто даже вспоминать было больно.

– О да. Он уже никогда не был прежним.

– А что изменилось?

– Это трудно объяснить. Он всегда был дружелюбен, открыт, легко шел на разговор. Ну, может быть, это и преувеличение. Но он не был трудным человеком, как часто бывает с талантами. И все это исчезло. Он стал искать уединения. Я в те времена почти каждый вечер ездил в Северин, там жила моя жена. То есть мы еще тогда не были женаты. И я пользовался этим предлогом, чтобы зайти к нему, посмотреть, что он делает. Он тогда не был так известен, как сейчас. Но я знал, всегда знал, что настанет день и он будет великим художником.

Он продавал свои работы через меня. В те времена за них давали немного, совсем не так, как сейчас. Но деньги ему не были нужны. Он просто занимался живописью. Вы меня понимаете?

Она кивнула.

– Я вам не говорил, что я там был, когда это случилось? Когда взорвалась гора? Это было страшно. Деревня находится внизу и была защищена от взрыва, иначе бы мы все погибли. Но по небу летели скалы и деревья. Мы не могли понять, что случилось. Потом налетела пыль. Люди задыхались и погибали… – Глаза Гульда затуманились. – Мы с Сашей делали что могли, но… – Он развел руками. – Ладно, не стоит рассказывать.

Ким и Солли стояли молча и ждали.

– Я тогда собирался заняться его работами. Покупать их самому, потому что их недооценивали, и ждать, пока цены поднимутся. Сейчас они в тридцать, в сорок раз дороже, чем были тогда. И спрос все еще превышает предложение. – Он повернулся к «Осени». – Вот поглядите. Есть кто-нибудь сейчас такого масштаба? Разве что Краббе или Хоскин. Нет, Хоскин, пожалуй, нет. – Он мотнул головой, отвергая мысль о Хоскине.

– Вы, случайно, не знали Кайла Трипли? – спросила Ким.

– Трипли? Нет, не знал. Он жил на вилле, поодаль от всех. С обычными людьми он не общался – это было ниже его Достоинства.

– Можно сказать, что они с Кейном были друзьями?

– Да нет, пожалуй.

– Он был у Кейна работодателем.

– Это совсем не то, что друг.

Ким с трудом отвела глаза от «Осени».

– Еще одно, мистер Гульд, – сказала она. – Я интересуюсь тем, что вызвало этот темный период. У вас не было ощущения, что его причиной мог быть не только взрыв? Может быть, гибель женщины?

– Я знаю, что на него очень подействовало то, что случилось с ней.

Гульд многозначительно поглядел на изображение Эмили.

– Он это говорил?

– Это видно в его вот этой работе. Но прямо – нет, не говорил.

– А еще что-нибудь?

– Ничего, что я вам уже не сказал. Он просто в какой-то степени ушел в свою раковину. Шатался по своему большому дому. Даже свой кабинет запер.

– Запер кабинет? Как это?

– В прежние времена, когда я к нему заезжал, мы сидели в кабинете и выпивали. Гостиная у него была слишком чопорная, он ее не любил. А потом вдруг мы с ним стали общаться только в гостиной и кабинета я больше не видел. Вряд ли это что-то значило, но это было странно. Будто он там женщину прятал.

Они пообедали в ресторанчике под названием «Рюкзак». Пошел снег, подул холодный ветер. Солли задумчиво расправлялся с мясом и гарниром.