Изменить размер шрифта - +
Сегодня море сияло аквамарином с белыми бурунами, разбивалось об утесы, совсем как Средиземное, разве что берег тут самый мрачный и зловещий из всех, что я видела в жизни. Ходила осматривать шахты, потом вернулась в Пендин порасспросить о тех, кто работал в «Уил-Гарт», и мне повезло. Остановилась я в маленьком коттедже на полпути между Пендином и Труиллардом, подальше от гнетущей атмосферы горняцкой деревни. По обе стороны от дороги — пустоши, усеянные грудами шлака, развалинами шахтерских домиков и рассыпавшимися трубами, которые служили когда-то для вентиляции шахт. Вот каков вид из окна моей спальни. Темнеет, пишу при свете керосиновой лампы. С моря пришел туман, и на маяке в Пендин-Уотч надрывается сирена. Питаюсь я тут на кухне вместе со всей семьей — отцом, матерью, семилетней дочуркой и эвакуированным мальчиком пяти лет. Из окна кухни видны поросшие вереском склоны, на вершинах которых маячат огромные пирамиды отвалов из глиняных карьеров. Ну, довольно местного колорита. Теперь об итогах моих трудов. Первым делом по приезде я отыскала шахту. Если ты посмотришь справочники, то увидишь, что «Уил-Гарт» расположена между шахтами «Боталлак» и «Левант». Обе сейчас закрыты. Мне удалось совершить довольно интересную прогулку. Вдоль утесов чуть ли не на полмили тянется заброшенная железнодорожная колея, от которой остался один рельс да старый деревянный спальный вагон. Возможно, это и не вагон вовсе, а коробка акведука. Как бы там ни было, эта штука, наверное, когда-то была частью «Уил-Гарт». Главный ствол шахты, кажется, расположен в ста футах от утесов, в глубине берега. Он опоясан высокой каменной стеной, довольно новой на вид. Я перелезла через нее и заглянула вниз. Отвесный ствол уходит футов на сто к старым штольням, слышен плеск падающей воды. Бр-р! Здешние утесы все изрезаны такими стволами, отгороженными только каменными барьерами. Некоторые стволы засыпаны, другие обвалились. Везде, куда ни глянь, ямы и кучи шлака. Возле шахты я подобрала несколько зеленоватых камешков с вкраплениями цвета золота.

В пабе здесь очень милый и умный хозяин. Заказав джин с лимоном, я вывалила на стойку свои камешки и спросила, не золото ли в них блестит. Оказалось, что не золото, а железный колчедан. Еще хозяин сказал мне, что на всю округу у них осталась только одна работающая шахта, «Гивор». Похоже, туда переехало уже все население деревушки. Хозяин узнал по фотографии Толстяка, а потом за пинтой пива рассказал мне всю подноготную шахты. «Уил-Гарт» здесь называют «мокрой шахтой». Ее расцвет пришелся на 1927—28 годы. Олово тогда стоило 240 фунтов за тонну, и в шахте разрабатывался трехфутовый пласт чистого металла. Доходы с «Уил-Гарт» в 1928 году составили что-то около 200 ООО фунтов на капитал в 60 ООО. Купили шахту за бесценок в 1925 году. Такая уж у здешних шахт особенность: то пусто, а то натыкаешься на пласт и сколачиваешь состояние. Судя по всему, этот пласт уходил в шельф, под морское дно, оттого шахту и называли «мокрой». В итоге — острые формы силикоза у рабочих. По словам владельца паба, ни один горняк не любил эту шахту.

В ноябре 1928 года выработка в шельфе обвалилась, и целая смена — тридцать два шахтера — погибла, попав в западню. Как я поняла, в истории горного дела в Корнуолле это была одна из самых тяжких катастроф. Следствие показало, что огромная подводная пещера, уходившая в скалу над галереями, которые вели к выработкам под дном моря, оказалась гораздо глубже, чем считали вначале. Разумеется, инженеры хорошо знали эту пещеру, но водолазы, посланные туда при строительстве, неверно определили глубину: их обманул слой нанесенного морем песка. На самом деле толщина перемычки составляла не 20 футов, а всего 3. Честно говоря, сомневаюсь, что инженеры приняли все меры предосторожности. Владельцы шахт обычно плюют на жизнь горняков, а тут еще новый покупатель «Уил-Гарт» не позаботился проверить, насколько безопасны эти галереи.

Быстрый переход