Сначала я испугался, что он вообще откажется от меня и велит убираться вон, но теперь немного осмелел:

— А что случилось с тем? Куда его повели, отец Лазарь?

— Бесы не покинули его, — сухо ответил он. — Ему предстоит очищение огнем.

Я почувствовал внезапную слабость.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что предпочел бы, чтобы ты вызывал поменьше нареканий, — сказал отец Лазарь. — Откровение снисходит на тех, кто молча смотрит и слушает, а не на тех, кто все время раздражает окружающих своими выходками. Что ты делал в молельном доме? Кто тебя туда звал?

Я открыл было рот, но счел за лучшее промолчать и снова закрыл его.

— Постарайся сегодня больше не попадаться мне на глаза, — заключил он, — иначе я, пожалуй, передумаю.

Он обернулся, и, поискав глазами в кучке людей на площади, окликнул:

— Матвей! Присмотри за ним. А еще лучше, отправь его наверх. Тут ему делать нечего.

— Пошли, — коротко сказал Матвей.

Какое — то время я молча шел за ним, но, наконец, не выдержал.

— Что случилось с тем человеком? Почему бесы так и не покинули его?

— Боюсь, он просто свихнулся, — ответил Матвей, — бедняга. Давай, шевелись, я, что ли, должен запрягать лошадь?

— А бесы?

— Предполагается, — ответил он, — что они погибнут вместе с ним.

— И они действительно погибнут?

— Раз святой отец сказал, значит, так оно и есть, — сухо ответил он.

— А остальные?

— Остальные свободны от скверны. Я думаю, честно говоря, что они останутся у нас. Их община разорена. А нам нужны рабочие руки.

— А этот…

— Его отведут к жертвенному столбу, — сказал Матвей. — К тому, за скалами.

— Его сожгут?

— Не задавай дурацких вопросов… — Он помолчал. — Я, впрочем, думаю, что его сначала убьют. Он все равно ничего не соображает, но уж больно поганая это смерть.

Человеческий мозг устроен странно — все, что его не касается, он в расчет не берет, и я так удачно гнал от себя все мысли об участи того несчастного, что вскоре перестал об этом думать.

Тем более, мне не терпелось оказаться наверху, чтобы отыскать Тию — я радовался, что ей не пришлось видеть и слышать то, что творилось внизу, и вовсе не жаждал рассказать ей об этом. Просто хотел убедиться, что все у нее в порядке. В глубине души я был уверен, что все в порядке — просто хотел получить внешнее подтверждение этой своей уверенности. Поэтому, добравшись до летней стоянки, я тут же отправился разыскивать Лину — ее сестру.

Внешне она была совсем другая — темноволосая, черноглазая, бойкая, но улыбка у нее была хорошая; она походила на свою сестру чем — то другим, скрытым — даже мне, хоть я и не часто ее видел, было ясно, что в ней нет той неявной злобы, затаенной обиды на весь мир, которая часто присуща женщинам и тянет их язвить и жалить исподтишка.

Сейчас она не улыбалась — до нее дошли слухи о том, что стряслось в ее родной общине и глаза у нее были припухшие. Похоже, она все это время проплакала, но, увидев меня, выдавила улыбку — скорее, тень улыбки, и приветливо сказала:

— Здравствуй, Люк. Тебе что — то нужно?

— Я ищу Тию, — ответил я. — Я просто хотел сказать ей, что все в порядке.