Прелесть, что за мальчик, думала Лариса, глядя, как Антон снимает надраенные ботинки и ищет глазами отсутствующие тапочки. А вот и пойдешь по моему пыльному полу в своих чистых носках. Потому что постесняешься спросить. А я тебя не понимаю. Вот такушки.

И он действительно пошел в носках. Уселся на табуретку и поджал ноги, явно думая, что Лариса этого не замечает. Лариса насыпала свежемолотого кофе в турку.

– Ты очень хорошо выглядишь, – мрачно сказал Антон, глядя на старый плакат, прикрепленный булавками к обоям: с него юный Ворон в шипастой и кожаной рокерской сбруе улыбался, обнимая гитару. На шее – стальной скарабей на широкой цепочке. Его команда звалась «Жук в муравейнике».

– Ты мне или Ворону? – спросила Лариса, дожидаясь, пока кофе дойдет.

– Конечно, тебе. Знаешь, я жутко рад, что ты выбираешься из депрессии. И что снова улыбаешься. Это очень хорошо, потому что при существующем положении вещей силы тебе понадобятся.

– А что, – развлекалась Лариса, – звезды Сад‑ад‑Забих противостоят созвездию Водолея?

– Лар, я серьезно.

Лариса выжала в чашку с кофе кусок лимона, добавила ложечку меда – придвинула угощение Антону. Улыбнулась.

– И я серьезно. Я верю. Я заранее под всем подписываюсь. Я становлюсь медиумом, как ваша сумасшедшая Римма. Причем я – круче. Я сегодня разговаривала с Вороном.

Антон поперхнулся первым глотком кофе и закашлялся. Лариса с самым услужливым видом похлопала его по спине.

– Ты – действительно серьезно, что ли? – спросил Антон, отдышавшись.

– Я серьезно, и ты серьезно, и мы серьезно оба. Тошечка, Ворон приходил этой ночью. Объяснил смысл этих Римминых каракулей и на гитаре мне играл.

Антон смотрел на Ларису, и глаза у него были, как блюдца, а кофейная чашечка стояла на столе совершенно неприкаянно.

– Ты меня обманываешь, – пробормотал он наконец. – Не может быть.

– Ну почему, – Лариса отпила кофе и со вкусом откусила печеньину. – Почему великая Римма или великая Ванга могут прозревать будущее и общаться с духами, а я – нет? Чем я хуже?

– Ты не просветленная, – лицо Антона даже сделалось строже на пару мгновений. Этакий страж Истины, скажите пожалуйста. – Ты… Да ты не говорила бы таким тоном, если бы с тобой это действительно случилось. Не может быть.

– Да почему?

– Когда к обычным людям являются мертвые, они заикаться начинают. И это еще – по меньшей мере, а ты так об этом говоришь, будто твой Витька к тебе с концерта заскочил.

– Не исключаю такой возможности. Не знаю, дают ли концерты в тонком мире, но если дают, то, может быть, и с концерта. И играл замечательно. Тошечка, он играл замечательно! И был мил, мил невероятно.

– Погоди, погоди… он… как дух может играть на гитаре, ты понимаешь, что говоришь? Он был как сгусток эктоплазмы? Да?

Лариса рассмеялась.

– Как ты себе это представляешь – Ворон и сгусток чего‑то там? Да он просто вошел и сел. И сидел со мной полночи. Разговаривал и играл для меня. А что такое эта твоя плазма – я понятия не имею.

Антон нахмурился и скрестил руки на груди.

– Все понятно. Я должен тебя предостеречь, Лариса. Римма права. Она звонила мне сегодня, сказала, что твоя душа вся окутана темным облаком. Я просто занервничал. Я даже посмотрел твой гороскоп, а там у тебя сущий кошмар. Ты не сердись, ладно? Просто теперь я понимаю, что Римма имела в виду.