Карелин не на шутку забеспокоился: «Хорошо еще если течение не пускает назад. А может шлюпку разбило и люди погибли?»

Фелькнер, наблюдавший за начальником экспедиции, подошел, чтобы успокоить:

— Не волнуйтесь, Григорий Силыч... Бларамберг — человек осторожный и путешественник опытный. — Все будет хорошо.

— С чего вы взяли, что я волнуюсь. Просто вышло время, и пора возвращаться на шкоут... Кстати, вот ознакомьтесь. — Карелин достал из сумки лист бумаги с расчетами.

Тот взял листок и начал читать. Сначала ухмылялся и пожимал плечами, затем задумался. Карелин, видя, что поколебал все-таки упорство поручика, сказал:

— За абсолютную точность не ручаюсь, но при повторных более точных исследованиях, подобные расчеты могли бы пролить великий свет на теорию испарений и объяснить неразгаданные причины понижения и возвышения Каспийского моря и других водоемов,

— Ну, что ж...

Фелькнер кивнул, вернул листок Карелину и подал руку...

В десять вечера возвратился урядник.

— Отыскали, ваше высокоблагородие! — валясь от усталости, доложил он. — Штабс-капитан в двадцати верстах отсюда. Все живы-здоровы, а выплыть не могут. Ветер со стороны моря мешает.

— Ты передал мою записку?

— Так точно, передал.

Карелин не стал дожидаться штабс-капитана, ибо в один баркас всех не усадить и переправились с командой на шкоут. Ночью с борта«Св. Гавриила» музуры увидели огонь на северной косе: это Бларамберг жег свою шлюпку. Утром рано Карелин отправил баркас за ними...

Был теплый солнечный день. Парусники «Св. Гавриил» и «Св. Василий», отойдя от Карабогаза, взяли курс на север. Офицеры и сам начальник экспедиции стояли у борта, обозревали восточный берег. Был он сер и неказист: дюны, сухие чахлые кусты, сожженные солнцем травы, потрескавшиеся такыры. Суровый и неласковый край отталкивал и в то же время заставлял думать о нем. Карелин смотрел на дикие прикаспийские просторы и вспоминал только что пройденные сотни таинственных верст. В памяти проплывали грязевые вулканы, самоизливающаяся нефть Челекена, древнее русло Узбоя, величественный Дигрем, наконец Карабогаз — невиданных размеров испаритель. «Да, да, — мысленно повторял Карелин, — Вода в нем испаряется с невиданной интенсивностью. Каспий дарит этой прорве и Волгу, и Урал и другие впадающие в него реки. И все эти реки восходят паром и образуются в облака. Сильна природа и загадочна в своей сути...» Но согревала и радовала его мысль, что вот они — горстка людей — русские ученые, соприкоснувшись с этими дикими местами и столкнувшись с их загадками, все же постигли самую суть истины. Пусть пока не до конца разгаданы тайны этого берега. Но и за то, что сделано теперь, позднее будут благодарить потомки.

ЧЛЕН КООПЕРАТИВА

Преследуя басмаческую банду Эргаша, красный эскадрон выехал к аулу Чешме. Бойцы, изнуренные многодневным походом, жаждали отдыха. Командир эскадрона, Рева, решил устроить ночной привал в ауле. «Пусть люди выспятся», — думал он. Его и самого давно клонило ко сну. Держался он бодро лишь потому, что должен был всем своим видом показывать пример остальным. До ближайших кибиток оставалось полкилометра, когда со стороны аула показался скачущий всадник. Был он один и, конечно, не вызвал у красноармейцев никакой тревоги. Только Рева на всякий случай расстегнул кобуру. Всадник приблизился, и все увидели джигита лет двадцати трех, в черной папахе и бордовом полосатом халате. Глаза туркмена горели диким нетерпением, голос сипел:

— Эй, давай, давай! Эргаш в песка ушла! Догоняй давай!

— Ишь ты, какой прыткий!— осклабился Рева. — Мы и без тебя знаем, что догонять надо, да попробуй догони, когда весь день в седле не емши.