Изменить размер шрифта - +
Она ряд за рядом отглаживала их на сторону, основательно проглядывала пробор, сама себе думала: «Ишь, чего захотела! Так вот он тебе прямо и подкинул свои колдовские гляделки. Подставляй подол!».

Подтрунивала так сама над собою искуха, но траву разводить не бросала. И на один, и на другой, и на третий раз перечёсывала она её на все бока. Делать-то Саньке всё одно было нечего.

А ведь как вы думаете — и нашла! Ей-бо, нашла! Да вот же они, вот! Рядышком засветились в три луны, будто возликовали, что не придётся им пропадать на болоте впустую.

Санька приняла те лепестки прозрачные себе на ладонь, почуяла — т6плые! Вроде живые. Струсила сразу приладить их до своих глаз — вдруг да прирастут! Куда она потом с ними? Но скоро поняла, что и без них она — никуда. И вдруг ей стукнуло в голову: не случайно всё-таки оказались эти чёртовы снасти за пределом настила — подкинуты! Безо всякого смеха — подкинуты. С добром подкинуты. Потому как за что бы Явлёниным супротивникам желать Саньке беды? Выходит, что бояться этих скорлупок особенно не стоит...

Интересно: мог бы кто из других ребятишек до такого додуматься? А Санька додумалась. Она даже сумела себе обрисовать в уме, как спорщик желтоглазый нарочно выпустил скорлупки из ладоней.

Ну, девка! Ну, Выдерга!

Чтобы не успеть ничего передумать, Санька заторопилась. Она быстро подвела край одного лепестка под верхнее веко, а уж под нижнее он и сам привычно лёг. Очень даже ловко устроился шельмец! Со вторым приладом Выдерга справилась и того ловчее...

Никакой видимой перемены, при новых глазах, Санька на болоте не обнаружила: луны остались лунами, настил настилом, а заросли зарослями. Перемена оказалась в другом. Гляделка услышала заливистый голосок укрытой чащею птахи. Услыхала она голосок и подумала: «Откуда такая певунья? Не водится на наших болотах столь славных щебетух».

— ЭЙ, эй, — тут же разобрало её озорство, — лети ко мне. Дай на себя глянуть.

И вот на это, на шутливое её приглашение, взяла да выпорхнула из ветвей та самая, золотая пичуга, которую девчаточка заприметила ещё на подходе сюда. Стоило только Саньке протянуть ладонь, как щебетуха с полным доверием определилась на ней и прям-таки зашлась трелью...

«Угодничает, — поняла безо всякого удовольствия Санька. — Фу, как противно! Все тут, видать, невольники Явлёниной чертопляски!»

— Лети! Ну тебя! — сказала она певунье и стряхнула угодницу с ладошки. — Некогда мне с тобою...

Пичуга упорхнула, и Санька поняла, что новые глаза кроме лишнего слуха дали ей ещё и умение командовать, как Явлёна, чужой волей.

Однако же покуда касалось её умение только мелкого живья. А вот послушается ли её приказа перекрытие сатанинского логова — это вопрос.

Слава Богу, за такою проверкою не надо было далеко идти. Без долгих колебаний Санька вбежала босыми ногами на белый настил, по тонким лучикам сомкнутых граней нашла его середину, уставилась в нев и... всею волею души своей приказала:

— Отворяйся!

Перекрытие послушно загудело и пошло... Пошло разъезжаться на стороны знакомыми клиньями...

Хотя и надёжно дьявольское гнездовище было отрешено от людского внимания провальной топью да непроглядным туманом Куманькова болота, однако же творить свои сатанинские затеи Явлёна решалась пока лишь только потёмками...

Теперь, по Санькиным прикидкам, самое время выбегать над деревнею шустрому да крепенькому, с востока горячему июльскому солнцу, пора звенеть под размашистыми нырками литовок росным на луговинах травам, в ржаных полях время перепелам просить «пить-подать»... А тут, во вражьем этом, подболотном уюте даже от белых стен бесконечно голого, бесконечно вихляющего длиннотой своею прохода тянуло мягким, глубоким сном. Ту же самую дрёму таил в себе и чёрт знает откуда исходящий, еле живой свет.

Быстрый переход