— Значит, так, — приступил князь Григорий к делу. — У-первых, я должен знать обо всем, что и где происходит. Записал?

— Про-ис-ходит, — повторил Альберт, прилежно записывая услышанное. — Всё, записал.

— Очень хорошо, что записал, потому как это у первую голову тебя касается. Поелику ты был главой моего Тайного приказа, то сбор сведений поручается тебе лично.

— Рад стараться, — почтительно пискнул Альберт.

— Погоди радоваться, душа чернильная, — отмахнулся князь. — Ты скажи лучше, усе ли наши люди на своих местах, ждут ли они возвращения прежних времен?

— Люди на местах, а чего они ждут, того я доподлинно не ведаю, — честно сознался Альберт. — Но ты, князь, не изволь беспокоиться — ежели что, быстро порядок наведу.

— Будем надеяться, — князь скупо улыбнулся, обнажив в углах рта небольшие, но острые клыки. — Я в твои делишки соваться не буду, но ежели что — лично передо мной головою своей глупой ответишь… Теперь у-вторых. Свои люди на местах — это нужное дело, но без воинства, как ни крути, не обойтись. — Князь кинул пристальный взор на низенького подслепаватого вурдалака, скромно сидевшего напротив барона Альберта. — Чего ж ты молчишь, бывший мой воевода Селифан? Скажи что-нибудь!

Селифан горестно прокашлялся:

— А чего тут скажешь, князь? Как свергли нашу власть, так и разбежалось воинство кто куда. Но я точно знаю — многие хоть сейчас готовы вернуться и встать за наше общее вурдалачье дело.

— Ну, тогда тебе и стяг в руки, — подхватил князь. — Даю тебе год сроку… Нет, пол-года, чтобы восстановить нашу доблестную рать у прежней готовности. Сумеешь?

— Раз надо — сделаем, — кратко, по-военному отчеканил Селифан.

— Вот это настоящий разговор, — одобрил князь Григорий. — Теперь у-третьих. Я знаю, что мой народ всегда любил меня, а усякие шалапуты его на меня науськивали. Теперь настала пора напомнить народу об его князе Григории. Но прежде, как я сам объявлюсь, надобно их подготовить, чтобы у штаны не наделали. От радости.

— Как это — подготовить? — Альберт, все время усердно заносивший слова князя на скрижали, даже оторвался от своей писанины и нечаянно посадил на листок огромную кляксу.

— А то мне вас учить, — ухмыльнулся князь Григорий. — Эй, Гробослав, не прячься с глаз моих, я тебя вижу!

— Чего тебе надобно, княже? — прогудел мрачного вида вурдалак, сидевший в самом темном углу землянки.

— Сам знаешь, чего, — со злобной усмешкой ответил князь. — Того, в чем тебе нету равных. Пусти слушок, будто жив князь Григорий и что скоро все вернется взад на круги свои. То есть своя. Ты, главное дело, не усё сразу вываливай, а постепенно. А то упрямь народу от счастья дурно сделается!

— Да уж знаем, не впервой, — пробурчал Гробослав.

— Вот и прекрасно, — подытожил князь Григорий. — Главное, что я с вами, вы со мною, а до власти четыре шага. Так что пущай народ потерпит — без меня он будет жить плохо, но недолго.

— А с тобой? — раздался чей-то голос.

— А со мной — тоже плохо, — не стал скрывать князь. — Но зато совсем недолго. Да, кстати! Есть такие дела, в которых мы, вурдалаки, не можем обойтись без человеческой помощи. Думаю, барон Альберт, ты знаешь, о ком я говорю.

— О ком я го-во-рю, — старательно записал Альберт.

— Да хватит тебе бумагу марать, — прикрикнул князь.