— Любопытная история получается, — сказал, подумав, Келлер. — Товарища вашего подкупили, чтобы он зачем-то Степановой солгал.
— Солгал?
— Да. Ведь что было сказано?
— Что к ней домой после представления приедут, так чтобы она была готова.
— А приехали?
— Нет! — воскликнул Санька. — Никого не было! Я там битый час проторчал — ни ее, ни кого другого!
— Видел ли вас кто возле дома Степановой?
— Да кто меня мог там видеть ночью и в такой мороз?
— Товарищи ваши убеждены, что вы убили Степанову. Отчего они так вас не любят?
— Да у нас никто никого… — тут Санька вспомнил про Федьку. Может статься, и эта не любит, а хочет заполучить в мужья. Для брака-то любовь не обязательна…
— Тяжко жить, когда никто никого не любит.
— Тяжко, — согласился Санька. — И когда все завидуют — тоже. Как Шляпкин Ваганову — тому танцевать фурию дали. Шляпкин, когда шестнадцать пар танцуют, в задней линии стоит, а Ваганов с Васькой Ивановым впереди в фуриях скачут.
— Это разве не женская партия?
— Нет, там высокие прыжки нужны, большой шанжман, ассамбле… — Санька по привычке тут же ладонями изобразил дикую пляску фурии. Это был едва ли не тайный язык танцмейстеров, объясняющих задание дансерам и фигурантам, — никто иной не понимал, что значат эти стремительные взмахи и скрещения ладоней.
— А вам завидуют из-за госпожи Платовой?
— Черт их знает.
Санька подошел к окну. За стеклом, было так красиво, что ни одному театральному живописцу не передать — белое кружево покрытых инеем веток отгородило окно, снизу разукрашенное крупным ледяным узором, от всего мира, являющего образ безупречной в своем величии стужи, и вновь явился озноб — словно снаружи сквозь стекло просочился.
— Пауки в банке, — уверенно сказал Келлер.
— Еще хуже.
— Уходите вы оттуда, сударь. Что вам там — медом намазано?
— А куда идти? Что я еще умею? Меня учили — думали, стану дансером. Дансера из меня не получилось. Дансерка мне под стать еще не выросла! Они же не должны быть большими, они все мне чуть не по пояс.
— Плохо ваше дело, сударь.
— Сам знаю…
— Но не отчаивайтесь. Особа, которая вам покровительствует, предоставит иную должность, коли будете умны. Сейчас главное — разобраться, что произошло той ночью в театре. Отчего бедную Степанову сперва убеждали, будто ее любовник приедет к ней ночью, а потом удавили среди декораций. Сдается мне, что вы знаете ее любовника.
— Нет. Откуда мне его знать?
— Вы все время наблюдали за Степановой и бродили вокруг ее дома в разное время. Вы должны были его видеть, — строго сказал Келлер.
— Да если б видел!.. Я же до вчерашнего вечера не знал, что у нее есть любовник! — этот допрос уже стал Саньку раздражать. Он видел, что любезный Келлер как-то незаметно поменял тон и в голосе его, что бы он ни говорил, звучит: а я тебе, голубчик, не больно верю.
— Я полагаю, знали. Вам нет нужды это скрывать — я на вашей стороне, сударь. Даже когда б вы застали Степанову с ним в постели задравши ножки кверху…
Санька кинулся к Келлеру, чтобы ударить его кулаком в лицо. Как всякий человек, не обученный драться, он имел в себе некое паршивое существо, не дающее кулаку набрать нужную скорость и мешающее вложить в удар всю душу. Двигался-то Санька быстро и оказался возле Келлера мгновенно, однако тот, человек полный и на вид не больно шустрый, легко увернулся, да еще и засмеялся. |