Штаб 2-го корпуса. Просторная хата. Меня вызывает комкор генерал-лейтенант Владимир Викторович Крюков. Во время доклада замечаю нечто на лавке, прикрытое рушником. Разговор сразу — с места в карьер, по-кавалерийски:
— Извини, рояль не достали… Ты ведь пианист?
— Так точно.
— Стало быть, специалист по клавишам?
Я неуверенно киваю, туго соображая, что к чему.
— Ладно, — командующий указал рукой на это «нечто на лавке», — бери и играй от души.
Я робко иду к загадочному предмету, приподнимаю полотенце, и… белой, ослепительно-белой костью и перламутром ослепляет меня роскошный, в полные октавы, трофейный «Хонер».
— А ну, испробуй машину, — тут же попросил Владимир Викторович.
Только было я заиграл, распахивается дверь — на пороге Русланова, жена Крюкова.
— Вот, Лидия Андреевна, и помощник твоему гармонисту Максакову. Чего на одной саратовской гармонике пахать…
На следующий день я в «светёлке» у Руслановой. Лидия Андреевна у зеркальца.
— А на гармошке умеешь?
— Не умею.
Глянула на меня колко, может, даже презрительно.
— Эх, без гармошки наши саратовские частушки уж не частушки. Нуда что поделаешь… Песни народные знаешь? «Липу вековую», «Меж высоких хлебов», «Окрасился месяц»… — И выпалила на мою голову ещё с дюжину названий, часть из которых слыхал я впервые. Но кое-что я знал.
Начали с «Липы вековой». Завела она вполголоса, чуть с речитативом. Но, видно, почувствовав, что я понимаю её манеру пения, ритм её особый, прибавила в голосе, прикрыла глаза, встала, руку вскинула. Потом, конечно, дошло дело и до «Валенок». Они, правда, не сразу у нас пошли.
— Ты, милок, сыпь больше мелких ноток, озоруй, соревнуйся со мной… Да и встань с табуретки, разверни плечи, пройдись следом за мной. Иль не играл в деревне?.. Не играл… Я так и знала. Тогда учись.
Первое публичное выступление с Руслановой смутно помню. Как вышла она — все не то что захлопали, обрушились шквалом хлопков, «ура!» грянули. Она пела. Я прятался за её колышущимся волной цветастым сарафаном, стараясь вовсю. Русланова мне лишь платочком отмахнёт, даст команду насчёт ритма, ногой притопнет и «косо» так, скрытно песню вполголоса обозначит.
И вот — Берлин. Победное выступление прославленной певицы. Мы, воины 2-го кавкорпуса, северней Берлина поставили последнюю боевую точку. Едем туда уже как на экскурсию.
У Рейхстага людно, шумно, пестро. Русский солдат, он, знаете, уж если отойдёт душой, шутка у него выйдет такая!.. Словом, праздник — рекой. Взошли внутрь логова. Обломки мебели, шкафы, ящики и прочий баррикадный хлам эсэсовцев догорал, нещадно чадя. Гарь душила, густой пепел под ногами. Над центральным мраморным залом провалившийся купол, вроде шатра. Увидели из других фронтовых частей Русланову — кто её тогда не знал! — стали просить спеть. И непременно русскую песню. Сначала запел наш казачий хор, потом Русланова. «Степь да степь кругом…» Ком в горле встал, слёз не сдержать. Но не только со мной такое. Герои, орлы фронтовые, на груди тесно от наград, — плакали не стыдясь. И заказывали, заказывали свои песни — кто сибирские, кто про Волгу-матушку, кто калужских мест, кто частушку саратовскую… А петь было трудно в таком дыму. Решили выйти на свежий воздух. Концерт продолжили на ступеньках Рейхстага, перед щербатыми колоннами, уже густо расписанными понизу победителями. После выступления Русланова, а следом за ней и мы, ставим на память свои автографы на рябом теле здания…»
Некоторые биографы утверждают, что «тогда же» в Берлине был издан приказ по войскам 1-го Белорусского фронта № 109/н: «За успешное выполнение заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленное мужество, за активную личную помощь в деле вооружения Красной Армии новейшими техническими средствами наградить орденом Отечественной войны I степени Русланову Лидию Андреевну». |