Антуан будет в восторге… А гражданин Реноден скажет, что мы делаем все возможное, чтобы продолжать безработицу! Люди ведь довольно комичны… Еще четверть часа.
Надвинув поплотнее свою кепку, он покрепче обернул колена одеялом из просмоленного полотна и попробовал продолжать свое чтение. «Государь» сделался за последнее время его излюбленной книгой.
«О жестокости и милосердии и о том, лучше ли быть любимым или ненавидимым». Я перехожу теперь к другим свойствам, необходимым для тех, кто управляет. Государь, вне всякого сомнения, должен быть милостивым, но лишь кстати и в известной мере. Цезарь Борджиа считался жестоким, но ведь именно благодаря своей жестокости…»
И невольно мысли его снова вернулись к этим тремстам штукам.
— Пятьдесят у Селфриджа… Сто у Скотта… Сто у Грэхема… Пятьдесят у Робинсона… Это как раз выходит триста. Работать саржу я отдам в женские ткацкие, а остальные на станки у воды… Кантэр это сможет…
Он тщетно старался подумать о чем-нибудь другом.
— Симона… Единственные существа, которые могут действительно любить, это те, кто всю свою жизнь отдают любви… Но естественно ли это?.. Не думаю… Пятьдесят у Селфриджа… Сто у Скотта…
Судно скользило вдоль насыпи. Зеленый благоухающий мох расстилался в просмоленных лесах.
— Пятьдесят у Селфриджа… Сто у Скотта…
Бернар бормотал свой требник.
XXVI
— Вы скажите заведующему окраской, месье Демар, что я очень недоволен… Вот десять кусков для Соединенных Штатов, и окраска их не прочна…
— Это не его вина, месье Бернар… сами продукты окраски никуда не годны. Эти розовато-серые и беж… никто не умеет их делать.
— Мне это безразлично, я ведь не красильщик. Я могу судить только по результатам. Месье Леклерк, у меня сегодня румынский клиент и он жалуется на недостатки в ваших габардинах. Я уже вам сказал, что не хочу более трех недочетов на каждую штуку. Если у вас ткачи, не знающие своего ремесла, пусть они идут изучать его в другом месте.
— Я знаю это, месье Бернар, но тут как раз попалась дурная нить.
— Мне это безразлично; вам надо следить за нитью, когда вы ее принимаете. Мне нужны хорошие куски. Впрочем, в будущем я буду сам все осматривать. На всех иностранных рынках конкуренция огромная. Англичане и немцы всюду решительно. Удача возможна только лишь при хорошей выделке. Да еще необходимо особенно выделять те куски, про которые я говорю. Когда такое понижение всюду, клиенты только и думают, как бы отменить заказ; нужно поставлять вовремя.
— Выделять спешные куски, месье Бернар? Это легко сказать, но вы не представляете себе всей этой стряпни. Вы прицепляете надпись «спешно» на какую-нибудь штуку, и вот при промывке их кладут в машину по четыре штуки зараз, и надпись приходится снять.
— Очень легко после опять ее прицепить.
— Она попадает в руки человека, который не обращает на нее внимания или не умеет читать. Нужно тогда стоять за ними целый день. Вы от рабочего требуете окрасить в серое, а у него в лоханях голубое и зеленое, и вы думаете, что он все остановит для этого спешного куска? Но, месье Бернар, было бы плохо, если бы он это и сделал! Нет-нет, это нелегко!
Он вздохнул, нервный, усталый.
«В сущности, — подумал Бернар, — он прав». Но вслух он сказал:
— Все это мне совершенно безразлично, месье Леклерк. Мне нужны эти мои куски; остальное касается вас.
— А из него выйдет толк, — сказал Леклерк, выходя из конторы.
— Да, — ответил Демар. |