– Этого! – скомандовал Мишка, указывая отрокам на боярина Гоголя. – В сарай к другим пленным… – и, поясняя для боярина Соломы, добавил: – тесно здесь, а лекарям в покое работать надо.

Авдей ничего не сказал, лишь отшагнул от Гоголя. Отроки подхватили боярина под руки и поволокли к выходу. Потерять лицо – потерять все, Гоголь болтался в руках парней, как тряпочный, и, только когда его протаскивали в дверной проем, снова заблажил:

– Скажи им! Скажи, Авдей! Все равно уже… скажи!!!

– О чем он? – обратился Мишка к боярину Соломе. – Может, нам и впрямь знать надо?

– Сначала князь! – отозвался боярин «железным» голосом.

– Если ты подмоги дожидаешься…

– Не дожидаюсь! Сначала князь!

Чувствовалось, что Авдей Солома с трудом сдерживается, чтобы не сорваться на крик. Мишка переглянулся с Егором, тот только пожал плечами.

«Дети погибают? Оттого они и сорвались малым отрядом от конвоя? Что, княжья семья в опасности? Но ее же не могли оставить без охраны, а если охрана не помогла, то что он собирался сделать всего с двумя десятками дружинников? Какое-то предательство, заговор, бунт, нападение ятвягов? Так все равно, что такое двадцать человек? Почему Гоголь просил сказать, а не сказал сам, если для него это так важно?»

– Михайла! – донесся снаружи голос Ильи. – Где тут болящий?

– Заходите! Вон, князь на лежанке.

– Давай, Мотька… князь – не князь, нам без разницы – нутро у всех одинаковое, это поверху нарядятся, да украсятся…

– Это князь Всеволод Давыдович! – буквально взорвался Авдей Солома. – И если ты его не вылечишь…

– То ничего не будет!!! – Мишке пришлось как следует напрячь голос, чтобы перекричать городненского боярина. – Мои лекари не за страх работают!!!

Да, сильный, привыкший командовать, уверенный в себе воин и княжий ближник, поставленный обстоятельствами в беспомощное положение – то еще зрелище. В бешеном взгляде боярина Соломы ясно читалось желание свернуть шею этому наглому мальчишке и… прямо-таки безмерная тоска от невозможности исполнить это желание.

В ответ у Мишки начала морщиться, открывая передние зубы, верхняя губа, а правая рука сама собой сделала движение, чтобы выкинуть из рукава кистень. Бешеный Лис полез наружу, задвигая в сторону сознание Михаила Ратникова.

«Назад, скотина! Я в своем уме должен быть!»

Не получалось! Бешенство накатывало волной, и самое страшное – организм четырнадцатилетнего подростка отдавался ему просто с восторгом!

«Нет, нельзя… отец Михаил… берсерк…»

В себя Мишка пришел от того, что Егор крепко тряханул его за плечо, и первое, что увидел – удивление, сменившее на лице боярина Соломы выражение сдерживаемой ярости.

– Дядька Егор, выйду-ка я наружу, ты присмотри тут… ладно?

– К Аристарху бы тебя… как батьку твоего покойного. Тоже ведь… Ладно, ступай.

– Ты мне потом, про батюшку…

– Иди-иди.

Мишка выбрался из дома и тут же присел на завалинку. И не то чтобы плохо себя чувствовал, но было какое-то ощущение…

«Ох, ни хрена себе, как вас накрыло-то, сэр Майкл! Спасибо, лейтенант Егор вмешался… случайно заметил или знал? Что он там про батюшку-то сказал? Эх, остограммиться сейчас в самый раз было бы!»

– Антон!

– Здесь, господин сотник!

«Ну, прямо как чертик из табакерки!»

– Баклажка с яблоневкой (название «Кальвадос» как-то не прижилось, да Мишка и не настаивал) у тебя далеко?

– Сейчас принесу!

– Давай, только смотри, скипидар, как в прошлый, раз не притащи.