К тому же Авдей уже успел разобраться, что пленившая его дружина состоит, главным образом, из таких же мальчишек и оттого досада его стала еще острее. И все же того, что произошло, он не ожидал – Авдей Солома с места, без замаха врезал Мишке кулаком так, что тот полетел спиной прямо на только что отпетых покойников. На этом, правда, все и закончилось – кто-то из отроков приложил Солому прикладом самострела, кто-то пнул по ноге (железные подковки на сапоги в Ратном прибивали особым манером), потом навалились втроем или вчетвером…
Мишка поднялся на ноги, сплюнул кровью и огляделся. Отроков набежало – ну прямо толкучка, как на торгу. Бабка травница, перевязывавшая раненного в ногу дружинника, уцепилась за того, словно ища защиты, ратник Савелий чуть ли не поднял в воздух Демьяна, ухватив за руку, в которой тот держал засапожник. Двое отроков ударами прикладов заставляли снова сесть на землю вскочившего было дружинника с обожженными руками…
– А ну, тихо! – покрыл общий гвалт голос десятника Егора. – Все по местам! Михайла, что тут такое?
– Да ничего, дядька Егор, – Мишка приложил ладонь к разбитой губе, потом глянул на испачканную кровью руку. – Все уже, все. Демьян, угомонись! Урядники, куда смотрите?! Прекратить толкотню, всем по местам! Антоха, ты чего?
Антон сидел на земле, держась руками за живот.
– Сейчас пройдет, господин сотник… локтем он мне заехал…
«Золотой парень, успел кинуться на выручку… а боярин-то силен… ну, гнида, если с Антохой что-то серьезное…»
– Ну-ка поднимите его! – Мишка указал отрокам на боярина Солому.
«О, как! Ну, натуральный «Этюд в искаженных пропорциях!»
Выглядел городненский боярин, мягко говоря, неважно – лицо перемазано землей и кровью, так что и не разглядеть почти ничего, на левой ноге явно стоять не может, да и сам перекошен… не то ребра сломаны, не то еще что-то. Веревками и ремнями обкручен, что твой шелкопряд.
Избит-то он был избит, но не сломлен! Нашарив Мишку единственным зрячим глазом, Авдей Солома плюнул в него смесью крови и осколков зубов.
«Ну, прямо как партизан в гестаповца!»
Бить связанного было невместно, но кое-что разъяснить стоящим вокруг отрокам требовалось.
– Значит, по-людски не желаешь? Ну, так вот тебе мой сказ. Вы, иуды, навели латинян на православные земли. Иудство ваше множеством смертей и несчастий для невинных людей обернулось. Дети, говорите, пропадают? Пусть пропадают, ибо иудино семя!!! Троих людей вы куда-то послали? Вернутся – встретим! Встретим-встретим, не сомневайся. Придет сюда ваша дружина с полоном, тоже встретим! А теперь слушай особо внимательно: если хоть один мой человек при этом погибнет, я вас в этом сарае живьем зажарю, и князя вашего это жаркое сожрать заставлю!!!
«Хватит, сэр! Натуральный монолог из индийского кино. Заткнитесь, ей-богу, лучше будет!»
– В сарай его! – распорядился Мишка, оглянулся на Антона, который уже поднимался на ноги (видать, обошлось), и поплелся на ту самую завалинку, где совсем недавно собирался мирно побеседовать с пленным боярином. Ну, не просто побеседовать, а раскрутить того на информацию. Конечно, можно бы и попытать кого-нибудь из пленных, по нынешним временам это дело обычное, но так хотелось извернуться и стравить городненцев с ляхами…
Мало ли, чего кому хочется? Первый заход не просто не удался, а натурально провалился с криками и мордобоем, продолжать в том же духе – завалить все дело окончательно. Надо было подумать.
– На-ка, хлебни еще! – Егор подал Мишке баклажку с «яблоневкой». – Не бойся, деду не расскажу, что ты крепким хмельным пробавлялся, будем считать, что это лекарство. |