– Не надо.

– Тогда, может, поспать приляжешь?

– Ну да, мне сейчас только и разлеживаться… Значит так: я пойду, узнаю, как там с ранеными, а ты погляди, чтобы отроки в сухое переоделись, поели и…

– Так все уже, присматривают там…

– Тогда готовь одну ладью – раненых назад в Ратное отправить надо.

– Готовят уже.

– А грести кто будет? Надо с Дыркой…

– Уже договорились, он гребцов даст.

– А…

– И кормщика даст.

– Тьфу, чтоб тебя!

Мишка отчего-то еще больше разозлился, словно Роська ему перечил, хотя крестника, наоборот, надо было бы похвалить за распорядительность. Подумал немного, пытаясь сообразить, какие еще надо отдать распоряжения, ничего не придумал и поинтересовался:

– А кто там орет-то так? Вроде бы не отрок – голос взрослый…

– Не знаю… может, из огневцев кто-то… или из пленных…

Прямо на душе полегчало – наконец-то у Роськи не нашлось ответа.

– Мы что, и пленных взяли?

– Ага! Четверых, правда, все раненые. А еще один боярин…

На берегу, рядом с причаленной ладьей раздались торопливые шаги и какой-то, не то обиженный, не то удивленный мальчишеский голос спросил:

– Господин сотник, дозволь обратиться? Отрок Парамон!

– Обращайся.

– Господин сотник, ногу-то хоронить по-христиански или как?

– Чего?.. Какую ногу?

– Так это… отрезанную… то есть отпиленную… это самое, лекарь Матвей пленному боярину ногу отъял и говорит: «Забирай». Я, значит, спрашиваю: «Чего с ней делать?», а он отвечает: «Можешь съесть или погреби с песнопениями».

– Шутник, бл…

– Чего, господин сотник?

– Закопай ее где-нибудь… без песнопений.

– А…

– А крест ставить не надо!

– Ага… Слушаюсь, господин сотник!

Средневековая операционная, она же перевязочный пункт, – зрелище не для слабонервных, впрочем, и для зрителя с крепкими нервами тоже не подарок. Дело даже и не в полном отсутствии анестезии – на худой конец, брыкающегося раненого можно и оглушить, и не в почти полном отсутствии антисептики – людей со слабым здоровьем детская смертность прибирала еще до достижения ими призывного возраста. Наряду с хирургическим инструментом, своим видом вполне подходящим для пыточных застенков, и методиками, включавшими в себя такие, например, приемы, как прижигание каленым железом, было и еще кое-что, в исторических фильмах деликатно умалчиваемое.

Холодное оружие, как правило, наносило обширные ранения, сопровождавшиеся обильным кровотечением и, как следствие, быстрым падением кровяного давления, приводившим к потере сознания. Разумеется, при этом у раненого опорожнялся мочевой пузырь, а зачастую и кишечник. Так что, кроме непосредственно обработки ран, приходилось еще и извлекать раненого воина из доспеха (тоже дело отнюдь не простое), обмывать и переодевать в сухое. И хорошо, если дело было летом, потому что зимой требовалось при всех этих манипуляциях умудриться не застудить и не обморозить пациента.

Вот во всем этом, среди крови, нечистот, криков, стонов, ругани и прочего, пребывал лекарский ученик Матвей. В заскорузлой от засохшей крови рубахе, с сосредоточенным, словно одеревеневшим лицом, он, казалось, не замечал ничего вокруг, кроме того раненого, который в этот момент был перед ним.

Руководил же всем остальным обозный старшина Младшей стражи Илья.