— Помнишь Хиггинса? Мы видели его в Хьюстоне в первый день, когда с тобой встретились. Я велел ему не упускать тебя из виду. Я знал, что ты не вышла замуж за Стэнтона.

— Тогда почему же ты по приехал раньше?

— Знаю, ты, наверное, не поймешь, но я не мог приехать, пока мне нечего было тебе предложить.

Он отпустил ее и сел на диван, сжав руки между коленями.

— Ты ведь достигла гораздо большего и была тогда гораздо богаче меня. Я любил тебя еще и за это. Я совсем не такой шовинист, каким ты меня представляешь, Эрин. — Он усмехнулся, потом опять стал серьезным. — Но я не мог сделать предложение, пока у меня не было даже дома, в который я мог бы тебя привести, а только казенная квартира. У меня действительно не было будущего, мне нечего было тебе предлагать. Я не мог приехать, пока не устроил свою жизнь и не начал зарабатывать приличные деньги.

Она села рядом и обхватила его широкие плечи.

— Но для меня все это совершенно не имеет значения. И никогда не имело значения. Я же тебе говорила.

— Зато для меня — дьявольски важно. — Он обнял ее и глубоко вздохнул. — Выходи за меня замуж, Эрин. Я не так богат, как Стэнтон, но я…

Она прижала палец к его губам.

— Ты сказал мне то, чего я хотела больше всего на свете. — Взяв его руку, она положила ее на свой живот и блаженно заулыбалась. — Долгие годы после смерти Джозефа я что-то искала. Много работала, думала, что профессиональный успех — моя стезя. Но я ошибалась. Я стала разыскивать Кена и, слава Богу, познакомилась с Мелани. Спасибо тебе, теперь я знаю ответ на мучившие меня вопросы о женщине, давшей мне жизнь. Я теперь знаю, почему я оказалась в приюте. Но, Ланс, — ее голос дрогнул от обуревавших ее чувств, — я не знала, что я ищу, пока не встретила тебя.

Он крепко поцеловал ее, наслаждаясь вкусом ее губ, которого так и не смог забыть. Она приоткрыла рот и страстно ответила на его поцелуй.

Когда они оторвались друг от друга, он сказал:

— Я присматривал дома у себя в Джорджтауне, но твой мне нравится больше всех. — При этом он глядел отнюдь не на убранство ее дома, а на ее грудь, теребя бретельки сарафана.

— Так может быть… — Она попыталась сдержать внезапно прорвавшееся волнение. — Я хочу сказать, твой бизнес позволит нам остаться здесь?

— Все, что мне нужно, — телефон и аэропорт поблизости. — Он улыбнулся. — Когда переезжать?

Она знала, что для него это будет трудно — и профессионально, и психологически. Он приносил эту жертву ей. И за это она любила его еще больше. Отвечая на его вопрос, она сказала:

— Как только ты дашь мне свое честное имя.

Они опять упоенно поцеловались. Его рука проникла под легкую ткань платья и коснулась се бедра.

— Отвезешь меня в Шривпорт, чтобы познакомиться с моей мамой? — Она подняла глаза и пояснила:

— Дело в том, что она ничего не знает ни о тебе, ни о ребенке. Я не стала ей говорить, пока не пришла к окончательному решению, не нашла убедительных объяснений.

— Так вот что я такое для тебя? Окончательное решение? И всего-то? — Он притворялся обиженным, но на самом деле улыбался, поигрывая пальцами с кружевом ее трусиков.

— Когда мы скажем маме, тебе придется тотчас жениться.

— Я не трус.

И он снова приник к ее губам.

— Моя работа поначалу будет связана с разъездами — пока я не найду для этого новых людей.

— Я буду ездить с тобой, — радостно откликнулась она.

— Нет. Ты будешь сидеть дома и заниматься ребенком.