|
Или художник и театральный декоратор Сапунов, или Лямин — в десятые годы совладелец маленького издательства «Московский Меркурий», а в двадцатые — один из первых московских друзей Булгакова, читавшего у него на квартире в Савельевском переулке и «Белую гвардию», и первую редакцию романа «Мастер и Маргарита», называвшуюся сначала «Копыто инженера», потом — «Консультант с копытом»… Это может быть и Баженов, доктор-психиатр, член Общества любителей российской словесности, и глава литературно-художественного кружка, который заседал на Большой Дмитровке (ныне улица Чехова) и, по воспоминаниям современников, «собирал к себе почти всю выдающуюся интеллигенцию Москвы». Или Николай Николаевич Врангель, искусствовед, ученый секретарь Общества защиты и охранения в России памятников искусства и старины, один из основных сотрудников известного иллюстрированного журнала «Старые годы» и устроитель замечательной выставка русского портрета (1910 г.), в годы первой мировой войны самоотверженно руководивший санитарным поездом, умерший в 1915 году в Варшаве 34-х. лет от роду и оставивший замечательные дневники, полные боли и негодования по поводу увиденного на фронте и в тылу.
Еще чаще архивист встречается с неразборчивой подписью — первый инициал, а за ним две-три буквы, и вроде одни согласные, гласных вообще не наблюдается: И… Сстр… Стп… Спр..? И если он обмолвится вслух о своих затруднениях, то с соседнего стола ему ответят: «Тебе легче. У меня и первая буква не читается». А с другого, может быть, отзовутся: «А мне-то повезло! Бумага с монограммой!» (Это значит, на почтовой бумаге вытиснены инициалы владельца — например, изящнейшие «Р. V.» — Полина Виардо.) И точно — можно много часов вглядываться в подпись и так и не расплести хитроумных завитков, хотя архивист с многолетним опытом мог бы сказать о себе словами одного из булгаковских героев: «Я любой почерк разбираю, как печатное». …В 1934 году поступила в Рукописный отдел Института русской литературы (Пушкинский дом) Марфа Ивановна Малова. В 1941-м добровольно ушла на фронт медсестрой и после войны снова вернулась к архивам. Она из тех редких людей, в которых идеально сочетаются все необходимые для архивиста качества: уменье читать почерки, память на документы, лежащие в разных фондах, — чего долго не заменят никакие каталоги, широкий кругозор и энергия, особенно важные в собирании (выражаясь профессионально — комплектовании) материалов, уменье понять интересы разных исследователей — и живое желание помочь каждому. Марфа Ивановна — главный хранитель Рукописного отдела ИРЛИ (в каждом архиве есть такая, особенно важная должность), и имя ее, как и имя Николая Васильевича Измайлова, много лет руководившего отделом, неразрывно связано с историей отечественного архивного дела. Если позволительно так выразиться, есть архивисты хранилища, а есть архивисты читального зала. Среди них тоже есть свои «идеальные типы», совместившие редкие качества — способность к быстрой переработке архивной информации огромного объема, источниковедческую интуицию, помогающую угадать, где именно следует искать нужный документ, в какой город, в какой архив за ним ехать, и широкую эрудицию историка. Таким архивистом читального зала можно было бы назвать Натана Яковлевича Эйдельмана. Его путь определился тогда, когда, проработав шесть лет в Московском областном краеведческом музее в Истре, он натолкнулся на неизвестные прежде рукописные материалы о герценовском «Колоколе». От Герцена разыскания повели в архивы декабристов, к Пушкину, затем далее в глубь русской истории — в XVIII век. Н. Эйдельман — автор ряда замечательных, неизменно основанных на архивных находках и открытиях, работ о Герцене, о Пушкине, о декабристе М. |
