Но родительское чувство не нуждается в подкреплении его фотографиями. Фотографируют родители вроде бы для собственного удовольствия. Нуждаются же в этих фотографиях — дети.

Чем раньше человек может вспомнить себя, чем живей в его памяти детство и последующие годы, тем больше у него возможностей для осознания самотождественности, а значит, для более полной реализации своей личности (недаром многие великие люди помнили себя с очень раннего возраста).

Поэтому люди, которые не забывают год за годом фотографировать своего ребенка, а потом берегут эти фотографии, которые сохраняют первые его собственноручные письма, первые школьные работы и т. п., не просто находятся во власти слепого родительского чувства. Чаще всего сами того не подозревая, а иногда отдавая себе ясный отчет, они делают важную и невосполнимую впоследствии работу, — облегчают сыну своему или дочери путь к самим себе и помогают формированию их исторического сознания.

Но фотографии эти важны и ценны не только для тех, кто на них изображен. Любительские снимки с самым заурядным сюжетом имеют смысл и назначение более общее, чем это принято считать.

В этом смысле точка зрения архивиста и историка может оказаться — в практическом отношении — ближе к самому обыденному сознанию, чем к возвышенному миропониманию поэта.

У Д. Самойлова есть стихотворение о фотографе-любителе, озабоченном запечатлением самого себя — во всех видах, в разных случаях жизни. Оценка поэта сурова, хотя и не лишена сострадательности:

Если воспользоваться — не совсем законно — отдельными строчками стихотворения как некими «прозаическими» утверждениями, то неминуем спор архивиста с поэтом. Архивист и историк не посетуют, что век запечатлевался любителем «без замысла». Таких фотографий «без замысла» непременно должно быть очень много — для того, чтобы стало вероятным, что хотя бы самая малая их часть попадет когда-нибудь из семейных альбомов в архивохранилища и сможет послужить восстановлению самых разных черт прошедшей эпохи, в том числе мелких подробностей зрительного ее облика.

Никакие словесные описания не заменят нашему потомку того, что увидит он на любительской фотографии.

Ему то именно бросится в глаза, что сегодня нашему глазу — совсем незаметно, что кажется заурядным, «без замысла» выбранным фоном — тот обиход современной жизни, по которому взгляд современника скользит не задерживаясь.

Вернемся к началу стихотворения — к незамысловатым сюжетам фотографий любителя:

Гармоника, велосипед… Ведь это как раз те самые предметы, которые уже сейчас на наших глазах становятся вполне явственной приметой совершенно определенного «места, времени и действия», они с несомненностью запечатлевают век и потому уже не впустую присутствуют на фотографиях.

И даже традиция фотографирования «за праздничным столом» — черта сугубо мещанского, казалось бы, обихода — не безразлична для историка. Вот перед нами любительский снимок 1913 года — частная семья за праздничным столом. Среди гостей совсем молодой человек, ставший впоследствии одним из известнейших наших филологов — Б. Томашевский. Да, историко-литературная ценность снимка от этого обстоятельства увеличилась, он приобрел особую важность для биографов выдающегося ученого. Но и кроме этого специального аспекта, снимок имеет более общий исторический интерес. Он внятно и выразительно рассказывает о своем времени: не только одежда — сами жесты, позы сидящих за праздничным столом, само, так сказать, их «построение» перед объективом — все связано с этим именно временем, с этим десятилетием, все отлично от десятилетий предыдущих и последующих.