Такое будущее! Ты не имела права его менять! — кричала поверженная провидица. — Я видела все иначе! Я видела!
— Эй, Решка, — я немного подалась вперед, к прутьям клетки. — Забыла сказать. Я — некромант. А некроманты творят что хотят.
Когда я уходила, в спину летели проклятья. Кажется, впервые на моей памяти у позитивно-приторной соседки случился угрюмый денек.
Решка стала рабой своего дара. Нет, не дара. Своей убежденности.
Она выбрала понравившуюся ей ветку и вместо того, чтобы добропорядочно творить свою судьбу, сжульничала.
«Что угодно может обернуться кошмаром, в том числе и дар предвидения. Обида творит с людьми страшные вещи, а уверенность в собственной правоте дарует ощущение вседозволенности», — вот что сказал Данте Праймус, когда мы передали Решку и Морти в руки правосудия.
Кельвин Праймус ограничился лаконично-эмоциональным: «Дура!»
Но это было значительно позднее, уже после того, как ко мне прискакал радостный драколич.
— Эй, Кейт, что сейчас расскажу, ты упадешь. Рез нашел Севера и привел в лагерь, а теперь твой даркин натягивает ритуальные доспехи.
— Кейт! — бежал разгоряченный тренировочным боем доракхай, бежал аккурат от круга для поединков и был крайне встревожен. — Кей, твой даркин бросил вызов Командору, так как тот посягнул на свободу его пары, на тебя то есть. А Север клянется, что не дарил тебе свой браслет. И вообще он писал Мастеру, что проверил свой прежде, чем увести мертвых от стены…
Спайк подпрыгнул и, не дав Рычаю договорить, воскликнул:
— Они будут сражаться за тебя. Как настоящие рыцари. Правда здорово?
— Ага, просто очаровательно. Прям как лопнувший чирей.
Увы, но я не разделяла его позиции. Просто потому, что эта позиция подразумевала смерть кого-то из даркинов. Спайку (или как там его в действительности?) было плевать, кого ненароком прибьют, а вот мне — нет.
Подобно вспышке молнии, я прорезала публику, уже обступившую круг в центре поля, выскочила вперед и во всю мощь легких гаркнула:
— Стоять! Бояться! Руки по швам!
Лица обоих даркинов стали как у котов, впервые столкнувшихся с профсоюзом «мышей, крыс и прочих хвостатых».
Я грозно глянула на Реза в парадно-выходном облачении Смертушки с косой в руках, потом на припорошенного пылью Севера.
Рой гениальных мыслей летел по Полярису, ища, на чью голову приземлиться. Одна из них была коварно сбита конкурентами и в полете ударила Кейт Хьюстон по темечку озарением.
И тут я вспомнила, что Спайк шарился в кабинете главы отделения некромантии, как у себя дома. А ещё напомнила себе, что драколич — негодяй и мерзавец. Негодяй и мерзавец в такой превосходной степени, что мог со спокойной совестью стырить из сейфа брачный браслет хозяина и скормить Гертруде.
Мог? Еще как мог.
Еще драколич вскрывал всю почту Данте и наловчился подписывать за него бумаги (вспомнить хотя бы подписанное соглашение на совместную работу боевиков и некромантов на городском кладбище). И, возможно, Спайк — единственное существо в мире, кому хватило бы наглости перехватить письмо Севера и благополучно… Ну не знаю… сожрать? Спалить в камине? Закопать под яблоней и помочиться?
Мог? Да вообще элементарно!
И тогда я неожиданно вспомнила, что обыск комнаты Командора проводила вместе с этим вот паразитом. Причем именно лич первым обнаружил пустую черную коробку.
Якобы пустую черную коробку.
Без свадебного браслета.
А потом, в качестве полного бреда, я предположила, что ящер мог стырить не только браслет Данте, но и тот, что хранился в комнате Командора, и повернулась к протиснувшемуся сквозь толпу дракона.
— Спайк, ты трогал браслет Севера? — спросила его в лоб, и глазки лича стали такими честными-честными. |