Джеймс Грейди. Бешеные псы
Эта книга посвящается Бобу Дилану, Билли Холидэй, Брюсу Спрингстину, Ричарду Томсону, Брайену Уилсону, подвывающим на дорогах
Природные американцы сходят с ума…
Улицы полыхают огнем, кружатся в смертном вальсе на грани реального и фантазии. А поэты на этой земле вообще бросили писать, они просто отступились — и катись оно все! Но быстрее удара ножа они не упускают свое и стараются выглядеть достойно.
1
А стоило бы нам почуять неладное, когда на утреннем собрании во вторник Рассел травил байку о том, как он гарротировал сербского полковника. — Только представьте, — распинался Рассел, — солнечный свет, пробивавшийся сквозь решетки на окнах, ложился параллельными полосами на лимонного цвета пол в комнате для отдыха. Вся сценка была точь-в-точь как подброшенная в воздух монета — и верится, и не верится. Точь-в-точь как мы, хотя в комнате нас собралось шестеро: пятеро мужчин и женщина; мы кружком разместились возле Рассела на складных металлических стульях. — Я вел наблюдение за патрулями на этой балканской бойне, — продолжал Рассел. — Дома на главной улице почернели от дыма. Окна выбиты. По всей улице — мусор. Протопали мимо взорванной «тойоты». Шагнешь — и под ногой что-нибудь хрустнет. То брошенный ноутбук. То женская сумочка. С фонарного столба свисали три веревки, только перерезанные, так что вся эта болтовня насчет зачистки выглядела правдой. — А что было неправдой? — спросил доктор Фридман. Волосы у доктора Фридмана были каштановые. Из-за очков в позолоченной металлической оправе глядели изумрудно-зеленые глаза. Каждый день из двух недель, проведенных с нами, он надевал вольного кроя твидовый пиджак. В тот последний день на нем была синяя рубашка без галстука. — В таком месте, как это, — ответил Рассел, — поди разбери: правда, неправда. — Понятно, — кивнул доктор Фридман. — Ничего вам непонятно, — сказал я. — Повезло вам, что вы этого не видели. — Верняк! — откликнулся Зейн, похожий на Христа-альбиноса. — Давайте все же послушаем Рассела, — попросил доктор Фридман. Рассел походил на расфранченную рок-звезду: очки наподобие авиационных окуляров ночного видения, черный кожаный пиджак поверх темно-синей футболки с эмблемой группы «Уилко» — не очень-то по уставу, который ему вдалбливали. Довершали наряд обычные джинсы и черно-белые кеды. — Вообразите конец мая девяносто второго, — сказал Рассел. — У нас у всех только и зудело слинять в какое-нибудь безопасное место. — Нет таких мест, — пробормотала Хейли, соскребая коросту со своей словно выточенной из черного дерева руки. Рассел не обратил на нее никакого внимания. — Этот замшелый югославский городишко насквозь провонял порохом и горелым деревом. Сплошная помойка, приятель, и крысы, так до сих пор и вижу этих говножопых шелудивых крыс с красными глазами. Два окна в ресторане заделали картоном, но висела вывеска «открыто». Полковник распахнул дверь, звякнул колокольчик. Тогда он поворачивается к нам девятерым и говорит: — Заходим по очереди. Потом поворачивается, кивает мне и двум своим любимчикам головорезам, парочке потрошителей, которых Милошевич вытащил из тюрьмы и назначил «милиционерами». Заходим. Во всем заведении горстка клиентов, и все такие же сербы, как мы, твою мать. |
