– Слыхал я эту сказку! – Дед скептически скривил лицо, отчего его и без того страшный шрам стал выглядеть и совсем уж жутко. – Брехня, не могло такого быть!

    – Ну почему же брехня? Могла баба мужиком переодеться? Могла! Могла на скачках выиграть? Могла! Был бы конь резвый…

    – Могла, могла… – согласно закивал дед, – а вот победить в поединке ратника из ближней княжьей дружины, да еще не одного, – ни в жизнь!

    – Кирюш, бабы разные бывают. А в Новгороде, если не знаешь, суд и бабам поле [4] присуждает. В доспехе и с острым оружием!

    – Все равно! – Дед пристукнул кулаком по столу. – У меня в Ратном тоже одна такая есть. Аленой зовут. Здорова – слов нет! Однажды корову из навозной ямы за задние ноги вытащила! Из лука бьет – хоть сейчас в строй ставь! Кулаками машет – лучше не подходи, насмерть уложить может. Однако же в настоящем поединке даже я, на одной ноге, ее одолею. Воин есть воин, а в ближней дружине великого князя слабаков нет.

    – Но мужа-то она выручила!

    – Да ублажила Мономаха по-бабьи, и весь сказ! Такую лихую бабу любому мужику… Гм… – Дед покосился на Мишку. – Лестно…

    – Да, это верно… – Федор мечтательно завел глаза и посветлел лицом, видимо вспомнив что-то приятное. – Лихие бабы, они… – Боярин, так же как только что дед, покосился на Мишку и примолк.

    «А сказка-то, если помните, сэр Майкл, до третьего тысячелетия дожила. Про Забаву Путятичну, победившую князя Владимира Красно Солнышко в конных состязаниях, побившую в поединке несколько дружинников зараз и перепившую на пиру самых крутых выпивох. Только вот „Владимир Красно Солнышко“ – собирательный образ Владимира Мономаха и его прадеда – Владимира Святославича Святого, крестившего Русь. Эх, такую легенду лорд Корней опошлил!»

    – Не сходится у тебя, Федька! – прервал Мишкины размышления дед. – То ты говоришь, что новгородцы за Мстислава горой стоять будут, то – что против сына его взбунтовались и наказание претерпели. Не сходится.

    – Невнимательно слушаешь, Кирюха, я сказал: если не мечами новгородскими, то их угрозой. Ярослав Мудрый тоже с новгородцами разругался, но, когда понадобилось, сумел помириться. Мстислав не дурнее прадеда своего, даст Новгороду какие-нибудь льготы, еще чем-то ублажит… Он в Новгороде почти всю жизнь прожил, знает, чем новгородцев удоволить. Поэтому угроза есть, и никто из князей рисковать не решится – судьбу Святополка Окаянного повторять никому не охота.

    – Тогда опять не сходится! – гнул свое дед. – По твоим словам, все мирно должно пройти, а ты сам про кровь говорил!

    – И опять ты меня невнимательно слушал! Стареешь, Кирюша, стареешь…

    – Сам больно молодой. – Дед обиженно насупился, но было видно, что не всерьез. – Давай уж объясняй, «Федька Премудрый».

    – Я согласился с тобой, что кровь будет, но сказал: не сразу. Первая кровь будет привычной. Половцы после смерти Мономаха обязательно воспрянут и нового великого князя на прочность попробуют. Но Мстислав с братьями их быстро в разум приведут, не впервой. Вторая кровь… – Боярин Федор немного помолчал, барабаня пальцами по столу и что-то прикидывая про себя.