– Время имеет значение, сэр?

– Да. Выслушайте меня, пожалуйста. Мы с мисс Ролстон вместе вошли в этот дом, когда услышали крик Грейс Делайт. Или, во всяком случае…

На мгновение он замолчал, бросив взгляд на пятна крови у лестницы, но потом, как бы отмахнувшись от навязчивой мысли, которая начала преследовать его, продолжал:

– Мы нашли ее мертвой или умирающей – это вам предстоит определить; выражение лица ее было ужасно. Но никаких видимых следов насилия не наблюдалось. Потом в дело вмешался один джентльмен, некий Хэмнит Тониш; он вращается в самом высшем обществе – принят при Сент-Джеймсском дворе, бывает в Кенсингтонском дворце. Как он туда проник – никто не знает; видимо, об этом позаботилась его сестрица. Тониш – грубиян и карточный шулер, но человек очень скользкий, так что поймать его до сих пор не удалось.

– Джеффри! – воскликнула Пег. – Мне отвратителен этот мерзкий тип. Но уверены ли вы в том, что говорите? Я никогда не слышала ничего подобного.

– Возможно. Но вы должны были видеть его руки: это руки шулера, а не фехтовальщика. Вы должны были видеть также широкие рукава и манжеты его камзола.

– У всех так: кружева, потом – широкие манжеты. У вас такие же.

– Но у меня, Пег, рукава – без проволочных распорок изнутри. Я не прячу туда карты. А знаю я все это, доктор Эйбил, потому что я сыщик с Боу-стрит.

– Стражник? Перестаньте! Не «чарли» же вы какой-нибудь.

– Нет, хотя я наделен теми же полномочиями – я могу арестовать человека и препроводить его в тюрьму. Я, доктор, из тех презренных людей, что делают это за иудины деньги.

– И вы этим похваляетесь?

– Иногда. Но слушайте дальше. Итак, в дело вмешался Хэмнит Тониш. Между нами произошла стычка, и я его ранил. Он утверждал, что пошел за мной, желая отомстить за оскорбление, которое я нанес его сестре. Но это неправда. Он пошел, так как знал, что я выведу его на девушку. И если кому и угрожает тюрьма, так это самой Пег Ролстон.

– Тюрьма! – выдохнула Пег. Она отступила на шаг; бледность разлилась по ее лицу, и блеск огромных черных глаз стал еще заметнее. – Фи! Вы сошли с ума!

– Нет. Вас не было там, наверху, в «Золотом Кресте», и вы не слышали, что приготовила вам милейшая госпожа Крессвелл. И я вовсе не сошел с ума, хотя не исключаю – и очень надеюсь на это, – что ошибаюсь.

– Если так, то стоило ли понапрасну пугать эту юную леди? – вмешался доктор Эйбил. – Разве она совершила преступление? Разве можно в чем-то обвинить ее?

– Никто не обвинит ее в уголовном преступлении и не отправит в Ньюгейтскую тюрьму. Но возможно обвинение менее серьезное и к тому же ложное. И если кто-то решится выступить с ним перед магистратом, ей грозит Брайдвелл.

– Невероятно, сэр!

– Вы действительно так считаете, доктор?

– Да. Даже в таком ужасном мире, как наш. Юные леди благородного происхождения и воспитания не сидят в Брайдвелле, не треплют коноплю и не щиплют паклю, как какие-нибудь… какие-нибудь… – Доктор Эйбил осекся. – А ее родители? Ее друзья? Ведь есть же кто-то, кто отвечает за нее?

– Никого, – твердо произнесла Пег. – Раньше я думала, что есть, я молилась, чтобы так и было, но теперь я знаю наверняка: у меня нет никого.

– Пег, умоляю вас!..

– Брайдвелл! – воскликнула девушка так, будто почувствовала, что паук забрался ей под платье.