К базе Профессор подошел с гневным лицом, держа в руке палку, которую разглядел на обочине и подобрал в том месте, где начинался асфальт.

Помахивая этой палкой, Сенявин прошел мимо ворот и направился к тому месту, где час назад видел дохлую кошку.

Но кошки там больше не было. На ее месте лежал старый стоптанный тапок.

Сенявин с силой ударил по тапку палкой. Сухая палка разломилась, конец ее подскочил и ударил бы Профессора по лицу, если бы Андрей Владимирович вовремя не увернулся. А тапок даже не сдвинулся с места, будто прилип к асфальту.

Профессор же вернулся на базу.

В длинном доме уже начался завтрак.

Телеведущий первым пожелал Профессору доброго утра, одарил быстрой лучезарной улыбкой и сразу же как бы перестал его видеть, причем еще до того, как Сенявин успел завершить встречное приветствие.

Митя, казалось, вообще не заметил вошедшего. Он ел пшенную кашу. Каша была горячей, а Митя отправлял в рот слишком большие порции, которые, судя по страдающему Митиному лицу, обжигали губы и небо.

Следуя правилам приличия, а также исходя из того, что этот болезный был, по меньшей мере, лет на десять старше него, Сенявина, Профессор соблаговолил первым приветствовать соседа. Но тот Андрею Владимировичу не ответил и даже никаким движением не показал, что слышал приветствие.

С трудом сдерживая не утихавшее в нем раздражение, Профессор обошел стол, чтобы стать точно напротив Мити, и вежливо произнес:

– Я тут, когда выходил на прогулку, случайно задел скамейку и произвел некоторый шум. Я вас, наверное, потревожил, Дмитрий…? – Профессор запамятовал отчество, и это еще больше ожесточило Сенявина.

Тут только Митя заметил Профессора, вперил в него задумчивый взгляд и не сводил глаз, пока не удалось ему остудить во рту и проглотить кашу, а потом радостно откликнулся:

– Не беспокойтесь! Я сплю как убитый. Меня трудно разбудить.

Этого признания Профессор уже не стерпел. Он подошел к Драйверу, который стоял возле стола, наблюдая за едоками. На голове у него была круглая красная шапочка.

Сенявин велел ему выйти за собой в прихожую.

И там, в прихожей, уже не сдерживаясь, зло объявил:

– Всю ночь напролет этот говнюк кашлял и не давал мне спать! Вторую такую ночь я не выдержу.

– Понял. Попробую, – пообещал Петрович, оглаживая пальцем красную шапочку у себя на макушке.

– Что значит «попробую»?! – возмутился Профессор. – Я требую, слышите, требую, чтобы вы меня отселили от этого чахоточного! Если вы этого не сделаете, я с первой же электричкой уеду от вас к чертовой матери! И, будьте уверены, печали я вам обещаю. Я и профессору Годину расскажу, и в Интернет выложу, как вы чутко заботитесь о ваших клиентах!

– Что-нибудь придумаем, – вновь пообещал Драйвер и, глянув на Профессора, торопливо добавил: – Не вопрос. К вечеру организуем. Хоть к гадалке не ходи!

– Ну раз «не вопрос» и к гадалке ходить не надо, тогда с добрым утром! – сказал Сенявин.

Он быстро раздражался и так же быстро отходил.

Глава четвертая

Эйнарсага (продолжение)

XX

На фризском корабле Эйнар плыл на север. Ветер был благоприятным и они плыли без затруднений. Эйнар устроил себе под лодкой местечко и почти все время спал, отсыпаясь после тяжелых дней и ночей.

После отплытия он заплатил Ламберту-корабельщику пять марок, а остальные пять они договорились, что Эйнар заплатит перед тем, как сойти на берег.

Покинув пролив, корабль вошел в Широкий фьорд и пристал в Тунсберге.