|
Битти пригласил на него «гигантов» Голливуда, людей, дружбы с которыми так добивался — Чарли Фельдмана, Сэма Шпигеля, Жана Ренуара, Джорджа Стивенса, Билли Уайлдера, Фреда Цинпсмана, Сэма Голдвина, Билла Гетца и других мастеров не меньшего калибра. Нужно было набраться наглости, чтобы пойти на такое. Друзья считали, что Битти свихнулся — подобную компашку хлебом не корми, дай только поизмываться над болваном, который сыграл главную роль в собственном фильме. Подобного тщеславия не прощают. А накануне, в «Эсквайре», появилась скверная статья Рекса Рида под названием «Настоящий Уоррен Битти, пожалуйста, заткнитесь». Битти с трудом переживал унижение, никак не мог прийти в себя. Во время показа был не в настроении и едва смотрел на экран. «Бонни и Клайд» оканчивался «балетной» сценой засады. «Тогда люди ещё не привыкли к тому, что в каждом эпизоде головы разрывают на части сотни тысяч петард. В кино такого насилия ещё не показывали», — вспоминает Битти. Воцарилась тишина. Для Битти она длилась вечность. А потом зал взорвался аплодисментами. Кто-то рядов за десять позади режиссёра поднялся и сказал: «Ну что же, только что Уоррен Битти всех нас сделал».
Окрылённый результатом этого и других, не менее показательных по реакции просмотров, Битти бился за более выгодную дату премьеры. Но Гольдштейн оставался непреклонен: «Да с ума вы все посходили с этой картиной. Хватит, наконец!». Однако Битти не сдавался и Джо Хаймс убедил его с Пенном, что фестиваль в Монреале — превосходное место для премьерного показа. «Я вспомнил, что у них был фильм «Некто Микки», вещица так себе, но не провалилась она именно в Канаде. «Я сказал им: «Если уж ту картину приняли в Канаде, то эта, наверняка, пройдет на ура!, — рассказывает Хаймс. Так 4 августа 1967 года на Международном кинофестивале в Монреале, проходившем в рамках выставки «Экспо-67», состоялась мировая премьера «Бонни и Клайда». «Вы спросите, как встретили картину? — вспоминает Ледерер. — Бесподобно! Актеров четырнадцать раз вызывали на сцену, зал рукоплескал им стоя. Когда всё закончилось, Битти вернулся в свой «люкс», завалился на кровать с девицей, которая, не раздеваясь, прильнула к нему. Это была очаровательная молодая француженка — «девушка кинофестиваля». Уоррен спросил её: «Дорогая, где в Монреале самое «крутое» место, куда можно податься сегодня вечером?». Девчонка ответила: «Мистер Битти, сегодня здесь самое «крутое» место во всём Монреале!». В Нью-Йорке «Бонни и Клайд» вышел 13 августа в кинотеатрах «Мюррей-Хилл» и «Форум», на пересечении 47-й улицы и Бродвея, в самый разгар «Лета любви», всего несколько недель после того, как волнениями были сметены гетто в Детройте и Ньюарке. Босли Краутер посмотрел фильм ещё в Монреале и сразу возненавидел. В «Нью-Йорк таймс» он камня на камне не оставил от картины, назвав ее «дешевым беспардонным фарсом, где отвратительные бандитские налеты парочки подлых недоумков преподносятся как веселые проделки шутов эры джаза из «Вполне современной Милли». Стоит заметить, что в те времена критика в печатных изданиях имела гораздо больше влияния на массы, чем сейчас. Кинокартины распространялись по стране медленно. Обычно показ открывали Нью-Йорк и Лос-Анджелес и лишь потом, неторопливо, как круги по воде, копии расходились по глубинке. Поэтому успех зависел от рецензий, устных отзывов и рекламы в печати. И всё же рецензирование кинопродукции к серьёзным занятиям не относилось — тон здесь задавали дилетанты уровня Краутера, который высоким никак не назовешь. А плохой отзыв вполне мог погубить картину. Позднее Краутер будет яростно выступать против показа в кино сцен насилия, клеймя не только «Грязную дюжину» Роберта Олдрича, но и «В упор» Джона Бурмена как лишённых искупительной социальной значимости. |
