Тем времени Битти навёл справки в больнице Джонса Хопкинса, где перед смертью проходил курс его отец. Диагноз не радовал — мигрирующий тромбофлебит, вызванный раком поджелудочной железы.

Вспоминает Битти: «Я страшно испугался. Сразу сделали компьютерную томографию, сравнили со снимками больницы Хопкинса и уже не сомневались, что опухоль злокачественная. Я предложил операцию, но убедить Хала не смог, и он вернулся в Лос-Анджелес. Прошло недель пять или шесть недель, наверное, критических, прежде чем мы с Джеком и Хаскеллом всё-таки уговорили его лечь на операцию. В полёте по пути в Балтимор его сопровождал Дастин Хоффман.

Во время операции была удалена часть печени и поджелудочной железы, проведена хемохирургия, но положительного результата добиться не удалось. Все, кроме самого Хала, понимали, что он умирает. Процедуры и больницу он ненавидел. Единственное, что им теперь воспринималось и имело значение, это нестерпимая боль, с которой не справлялись самые сильные дозы морфия. Начало ухудшаться зрение и глаза болели даже от слабого осеннего солнца, когда его вывозили в сад подышать свежим воздухом. А однажды он просто встал с постели и с капельницей вышел за ограду. Поселился в гостинице и позвонил Джеффу Бергу, объяснил, что операция стала заключительным актом в череде унижений, что уготовила ему судьба, и с мольбой в голосе упросил приехать и вызволить из чужого города. Берг связался с Бобом Дейли, одним из руководителем «Уорнер бразерс», организовал рейс самолёта компании в Балтимор и привёз режиссёра домой.

Эшби был неимоверно зол на себя за то, что поддался уговорам Битти и пошёл на операцию. Он запретил пускать его к себе и они практически больше не виделись. Друзья устроили в доме режиссёра в Колонии импровизированный хоспис. Под рукой у него был большой телевизор, несколько видеомагнитофонов и спутниковая тарелка. Подружка Хала, Грифф, из нового поколения, пользовала его травами и народными снадобьями и отказывалась давать болеутоляющие препараты, пока друзья не настояли. Друзей она неимоверно раздражала, потому что взяла на себя функции и привратника, и сторожа, контролируя поток посетителей. Джерри Хеллман дежурил у постели больного каждую ночь. Часто навещали Хаскелл Уэкслер, Боб Джоунс, Брюс Дерн и Боб Дауни.

Почти до самого конца Хал отказывался верить в неизбежность смерти. «Он был страшно напуган, — вспоминает Хеллман, — боялся посмотреть правде в глаза. Может быть, он так и не понял, что с ним случилось и не принял смерть».

Чак Малвехилл уже много лет не разговаривал с Эшби, до сих пор был зол на него и не собирался навещать. Но Джоунс всё-таки уговорил его прийти. Чак и его жена Шари долго не могли оправиться от увиденного — Хал превратился в старика, тело его раздулось, было видно, как ему больно. «Он расплакался, десять лет всё-таки, — вспоминает Малвехилл. — Хотелось хоть немного разрядить атмосферу, кто-то пошутил, все рассмеялись, а Хал вдруг как осадит, злобно так, как с цепи сорвался, и сказал убираться из комнаты. Никто ничего не понял. Я подумал, может, сейчас останемся один на один, поговорим по душам да забудем всё, что между нами приключилось. Но ничего не было, я вышел вместе со всеми и целый день не мог отойти от увиденного, так это было тяжело».

Друзья ошибались — Хал всё понимал не хуже других. Поздней осенью после работы, уже на закате, Берг приехал проведать Хала. Было жарко, ветры со стороны Санта-Анны вырывались из каньона и обрушивались на его дом, заставляя ставни колотить по оконным переплётам.

— Они уже здесь, — вымолвил Эшби.

— Кто?

— Они, неужели не слышишь?

— Нет, Хал, кто они и чего я не слышу?

— За мной пришли.

Берг понял, что Хал чувствует приближение смерти, а ставни — это как стук в дверь: «Мы — готовы, а ты?».