Молнии частенько сверкали вокруг Берта, поражая тех, кто был рядом — братьев, жену, родителей, друзей, — щадя его, самого главного. Определяя себе место над историей, Шнайдер в результате очутился на её задворках. Былая мощь и знаковость предопределили падение и он повторил судьбу Говарда Хьюза, другого отшельника, оставленного всеми вследствие разочарования или смерти. Вот что говорит Бак Генри: «Никто не знает, куда бежать и что делать, когда браки разваливаются, близкие уходят от передозировки, а талант вмиг исчезает. Иногда выбирают затворничество».

Через несколько лет после выхода картины «Человек-несчастье», на которой Рэфелсон и Николсон разругались в пух и прах, режиссёр купил дом на Махолланд-Драйв, забор в забор с жилищем актёра. Боб с Бертом любили выйти на границу землевладений и предаться воспоминаниям. Орали, как резаные, вниз, в каньон, «Джек, чёрт тебя побери!» и как любимую музыку слушали эхо, многократно отражавшееся о каменные уступы. Потом доставали свои причиндалы, с чем у обоих всегда был порядок, и с удовольствием мочились через границу на территорию Джека.

Эгоизм, бессердечие и жестокость режиссёров этого десятилетия не являются чем-то из ряда вон выходящим. Поведение определяет среда. «Чтобы остаться в игре, приходится соответствовать, и режиссёры оказываются среди самых мерзких типов нашего времени, — философствует продюсер Дон Девлин. — Многие из них вообще социопаты!».

Мог ли кто-нибудь повести себя по-другому, сломать хребет студиям, создать островки самодостаточности и творить сообразно своим желаниям? Могли ли ещё раз «расцвести сто цветов»? Вряд ли. Слишком большой оказалась экономическая мощь, что противостояла им. «Мы, наивные, полагали, что собственное оборудование позволит нам работать, — говорит Коппола. — Гораздо позже мы поняли, что всё определяет не техника, а деньги». Суть в том, что революции обязательно терпят крах, а среди революционеров наживаются единицы. Режиссёры «нового» Голливуда, словно куры на свободном выгуле, решили, что раз их выпустили из курятника, значит они на свободе. Если бы. Стоило им перестать нестись, как все пошли под нож.

Коппола позднее признавал, что рынок отбирал и формировал режиссёров, гробя карьеры тех, чьи фильмы не приносили прибыль, и активно способствуют возвышению производителей коммерчески успешной продукции. Представьте, что было бы с самим Копполой, откажись он от «Крёстного отца» и займись собственными, личностными картинами. Как сложилась бы судьба Спилберга, отвергни он предложение ставить «Челюсти» и пойди по пути «Шугарлендского экспресса». А Лукаса, сделай он после «ТНХ» ещё одну «чёрную», пронизанную идиосинкразией, работу. Конечно, все эти «если бы да кабы» вряд ли уместны, слишком велик оказался куш за следование в колее.

Но именно тогда, когда будущее кажется беспросветным, а нелепицы вроде «Титаника» узаконивают право студий тратить, сколько вздумается, наверх вдруг пробивается новое поколение режиссёров, вливая свежую кровь в старую систему. Кто-то из них вырос на фильмах 70-х, кто-то даже учился у их режиссёров. Так в 80-е появились Оливеры Стоуны и братья Коэны, в 90-е — Квентины Тарантино и Атомы Эгояны. Есть надежда, что и кто-нибудь из великих мастеров 70-х — Олтмен, Шрэдер или Фрид-кии — тряхнёт стариной, да выдаст пока не дающийся в руки шедевр.

Правда, без подпитки от среды контркультуры, без мощной системы ценностей, что не совпадает с общепризнанной, все «независимые» остаются таковыми только на бумаге. В любой момент студии их могут скушать или купить. Конечно, было бы здорово, воплотись в реальность мечта Лукаса открыть по всей Америке мультиплексы и крутить в них независимое художественное кино.