— Иди скорей, дедушка Антон… Там черный теленочек… погас.

Прозвенел последний звонок. Занятия кончились. Ученики разошлись по домам. Школа затихла. Только в пионерской комнате еще слышались голоса — там собрался кружок юных животноводов. Ребята собрались, чтобы выяснить, как идет работа в кружке, какие успехи есть, какие неудачи.

— Наши ягнята все здоровы и в хорошем состоянии, — тоненьким голоском доложила юннатка Оля Ситкова, круглолицая дочка доярки Аграфены, — мы их кормим каждый день. Маша Нилова ходит в обед, а я — вечером.

— Мы и вместе часто ходим, — добавила маленькая кудрявая Маша Нилова, — потому что интересно… И большие стали! А у одного барана рога крепкие, как из камня!

— Настя Рублева, — обратился к Насте староста кружка Володя Нилов, старший брат Маши и такой же, как она, кудрявый, — доложи о своих телятах.

Настя не встала для доклада и сказала, не поднимая головы:

— Я доклад не буду делать… И… вообще, вычеркни меня из кружка.

Володя уставился на нее непонимающими глазами.

— Да, вычеркни. Вот и всё.

— Пускай скажет, почему! — сказал Миша Соболев. — Заленилась, наверно!

— Ее теленок забодал! — засмеялся Сашка Трифонов.

А Оля Ситкова и Маша Нилова с удивлением и любопытством обернулись к Насте и ждали, что она скажет.

Настя, сдвинув тонкие черные брови, упрямо молчала, и румянец медленно заливал ее лицо. Что им сказать?

Оля и Маша шефствуют над ягнятами, они никогда не были в телятнике. Ребята все коноводы и коногоны, все ярые лошадники. Володя Нилов уже кандидат на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Он вырастил одного жеребенка — вороную кобылку Ласточку. А сейчас шефствует над сивым коньком Крылатым. Он и имя ему сам дал — Крылатый! У жеребенка длинные ноги, и Володя уверен, что конек будет летать, как на крыльях… Ну что ж, может и правда будет!

Миша Соболев и Сашка Трифонов тоже растят жеребят. Сашка своего Рыжика готовит в армию, в кавалерию. Ну, это еще неизвестно, выйдет ли из Рыжика кавалерийский конь, — это Сашка так уверяет. А Миша Соболев только и знает, что старается своего жеребенка раскормить. Он говорит, что его Зорька будет рабочей лошадью, но рабочей лошади надо быть сильной, а чтобы лошадь как следует силу запасла, ее надо побольше кормить…

Ну что им сказать? Они на конюшне — как у себя дома. Конюх дядя Гаврила хоть и покричит на них иногда, так ведь только за дело. Но зато и учит их — и как жеребяток чистить, и как гривку расчесывать, и как кормить, и как за копытами смотреть… А Настя?

И вдруг сразу все горькие минуты ее шефства встали перед ней:

«Бабушка, можно пойти к теляткам?»

«А что тебе там делать?»

«Бабушка, я шеф!»

«Шеф! А что ты понимаешь в телятах, шеф? Некогда мне с тобою!..»

И шеф сидит дома. Но шеф этот настойчив. На другой день снова:

«Бабушка, я пойду с тобой в телятник».

«Пойдем».

«Бабушка, ну дай я сама напою кого-нибудь! Вот этого бычка, Бархатного. Как он мне нравится! Прикрепи его ко мне!»

«Да он у тебя и пойло прольет и не напьется. Нет уж, не лезь. Подрастешь — в помощницы возьму, тогда и поить будешь».

И шеф только стоит да смотрит, как телятницы поят.

А нынче?.. Ну, нынче совсем погнали из телятника шефа.

Погнали, да и всё:

«Не крутись под ногами, не до тебя тут! Иди домой! И что это, в самом-то деле, повадилась!»

Настя могла бы это все сейчас рассказать на кружке, но строгое лицо бабушки с горькой морщинкой около тонких губ глядело на нее.