Хекторо, поглаживая конкистадорскую бороду, проговорил:

– У нас же есть два пулемета, что мы забрали тогда у солдат. Нужно установить их на стене и отстрелить чужакам яйца, только и всего. – Щелкнув пальцами, он изобразил дуло и курок.

Долорес грохнула по столу стаканом, расплескав ром:

– Так вы же, тупоголовые мужики, на обрядах и праздниках все патроны израсходовали! Забирались в горы и палили в белый свет, как ненормальные! – Она сплюнула, подчеркивая, насколько незрелы и безответственны мужчины вообще.

Хекторо скользнул по ней взглядом и ответил:

– Бабья болтовня в расчет не принимается. – Заметив, как сверкнули глаза Ремедиос, он прибавил: – Кроме Ремедиос, она любому мужчине не уступит.

Мисаэль потер лоб и примирительно сказал:

– Дело в том, друзья, что у нас вообще очень мало боеприпасов. Большую часть мы истратили, когда перебрались сюда и охотой добывали пропитание, а пополнить было нечем. Придется очень бережно расходовать остатки.

– А где генерал Фуэрте и капитан Папагато? – спросила Ремедиос. – Они все же бывшие военные, могут присоветовать что-нибудь дельное. Никто за ними не сходит?

Охотник Педро поднялся.

– Я схожу, – сказал он, давая понять Хекторо, что внимание к женщине мужчину не унижает. Очень высокий, в звериных шкурах, что свидетельствуют об отваге, Педро держался с таким достоинством – даже Хекторо никогда его не подначивал и не спорил с ним.

– У меня есть просьба, – продолжила Ремедиос, когда Педро ушел. – Пожалуйста, не говорите графу Помпейо, что эти маньяки – инквизиторы. Он бледнеет при одном упоминании – помнит, как в его время проводились конфискации и как неотвратимы были обвинения. Ради графа я прошу вас называть этих людей «англичане», тогда он будет драться, как лев.

– «Англичане», – повторяли собравшиеся, перекатывая во рту словечки «Los Ingleses», пока к ним ни привыкли.

– Так что нам делать, друзья, чтобы разбить англичан? – прокуренно засипела шлюха Консуэло.

– Надо атаковать их и порубить на куски, – сказал Хекторо.

– Нет, не надо их трогать. У них начнется голод, они отчаются и сами уйдут, – выступил Мисаэль. – До нас им не добраться, а съестного на нашем плато столько, что и подъемником не перетаскать. Никаких проблем.

Все закивали, явно довольные такой стратегией, поскольку она не требовала усилий и не нарушала сиесту. Но Ремедиос энергично замотала головой – будто отхлестала себя по лицу длинными волосами, завязанными в тяжелый конский хвост.

– Послушайте, – сказала она, – вы помните, как в Чиригуане мы травили солдат и бросали в Мулу дохлых животных? А еще дон Эммануэль велел нам испражняться в реку, и все солдаты заболели, помните? Рано или поздно англичане додумаются проделать то же самое с нами, а значит, надо их прогнать.

– И еще, – добавил Хекторо. – Несправедливо оставлять их в покое, да и нам от того никакой радости.

– Мы могли бы просто покинуть город и вернуться к себе на равнину, там теперь не опасно. Спустили бы все на подъемнике учителя Луиса, и когда все будут внизу, перережем веревки, чтобы чужаки не бросились в погоню. Никакого кровопролития, вернемся домой, многие ведь этого хотели, а англичане останутся с носом, – говорил Мисаэль. Он казался беззубым, потому что еще не стер маскировочную сажу. – Стали бы работать на дона Эммануэля и донну Констанцу, как раньше, и все бы вернулось на круги своя.

– Донна Констанца не захочет возвращаться к мужу от такого любовника, как Гонзаго, – возразила Ремедиос.