– Не то? – Леха горько усмехнулся. – Почему же не то? Самое то! Другое дело, что слова мои тебе не нравятся. Ну, так ты ведь сам пять минут назад допытывался, друг я тебе или не друг. Если, по-твоему, друг – это тот, кто тебя все время по шерстке гладит, у нас с тобой, Сережа, разные понятия о дружбе. По-моему, друг – это тот, кто всегда говорит человеку правду, какой бы неприятной она ни была. Если, скажем, ты собрался на деловую встречу и спрашиваешь: как, мол, Леха, я выгляжу? – а я вижу, что у тебя, к примеру, сопля под носом висит, и при этом говорю, что выглядишь ты на все сто, кто я тебе после этого – друг?

Алексей Иванович Бородин был недурным психологом – профессия обязывала. Он умел подобрать к человеку ключик и, как правило, буквально с первого слова начинал говорить с очередным клиентом на его языке, оперировать близкими ему понятиями, даже если для него самого эти понятия были пустым звуком. Он был начитан и имел огромный опыт общения с людьми из самых разных социальных слоев, что позволяло ему с одинаковой легкостью входить в доверие хоть к вдове академика, хоть к вчерашнему заключенному колонии строгого режима. Он был специалист экстра-класса, универсал – правда, с основательно подмоченной репутацией, но порой именно пятна на репутации помогают зарабатывать серьезные деньги, которые даже и не снились всяким чистоплюям.

Тщательно проведенная предварительная разведка рассказала о Казакове многое, но не все. Служба в ДШБ, война, контузия, демобилизация по состоянию здоровья, трагическая гибель жены и сына, отсутствие родственников, замкнутый образ жизни, алкоголизм – это ведь только фасад, за которым может скрываться все что угодно – от разочарованного романтика до тупого скота. Одно неверное, не вовремя сказанное слово в такой ситуации может разом поставить на деле крест, и нужно быть настоящим мастером, чтобы, подойдя на улице к незнакомому человеку, выбрать из сотен тысяч фраз именно ту, которую тот хотел бы услышать. А если человек – ярко выраженный, принципиальный бирюк, старательно избегающий контактов с внешним миром, эта задача, и без того дьявольски сложная, становится почти невыполнимой. В данном случае дело осложнялось еще и тем, что Казаков пил на свои и не нуждался в подношениях, которые обычно служат ключиком к сердцу любого алкаша. Да, это был крепкий орешек, но Алексей Бородин его, кажется, раскусил.

Он подстерег клиента по дороге из магазина и, вертя в пальцах незажженную сигарету, вежливо попросил огоньку. Обычно Алексей Иванович не курил, но, когда приходилось работать с курящими клиентами, делал исключение: курение, как всякий общий порок, сближает людей – совсем немного, но сближает. Следующим шагом навстречу клиенту стала марка сигарет: пятнисто-зеленая пачка «Комбата» выглядывала из нагрудного кармашка белой рубашки Бородина и выглядела на общем респектабельном фоне его внешности не более уместно, чем коровья лепешка. Отправляясь на встречу, Алексей Иванович на пробу выкурил одну сигарету из этой пачки и был буквально потрясен: неужели кто-то может курить это регулярно?! Да не просто курить, а еще и оставаться при этом в живых…

Он нарочно долго чиркал зажигалкой, а потом, когда огонек все-таки загорелся, у него вдруг начали ужасно трястись руки, и он так же долго не мог попасть кончиком сигареты в пламя. Возвращая зажигалку владельцу, он счел необходимым извиниться, сославшись на старую контузию, последствия которой будто бы время от времени проявляются до сих пор: такая зараза, что хоть волком вой, живешь и не знаешь, когда она тебя снова накроет…

Момент был щекотливый, ход рискованный, но Алексей Иванович не прогадал: Казаков, контузия которого чаще всего давала о себе знать в состоянии опьянения и с похмелья, почуял в нем родственную душу. «Участвовал?» – как бы между делом спросил он, пряча в карман зажигалку.