– О конечно! – отвечала Анна. – Мы ведь живем в мире, где у мужчин права, а у женщин – обязанности. Я достойна презрения из-за того, что в нашу брачную ночь ты обнаружил, что я не девстенница. Но тебе позволительно иметь достаточный опыт, чтобы с легкостью определить это. Я должна жить без воспоминаний, без прошлого, принадлежать тебе душой и телом, в то время как ты будешь развлекаться. Ты спал с ней, Люк? Или жене не пристало задавать вопросы своему мужу?

Люк железной хваткой обнял ее за талию и вывел за дверь. Он сам не осознавал, куда ведет ее, пока они не оказались в спальне. Он сорвал с жены платье и толкнул ее на кровать. Неотрывно глядя на Анну, он сбрасывал собственную одежду, чувствуя, как злость и обида захлестывают его.

Люк опустился на колени между ее раздвинутыми бедрами. Он приподнял ее и вошел в нее медленно и жестко. Потом он лег на нее сверху, обхватив руками ее голову, и прижался ртом к ее губам. Он раскрыл ее губы своими н глубоко проник в нее языком, прежде чем поднять голову и посмотреть ей в глаза.

– Ты принадлежишь мне, Анна, – сказал он. – И то, что мы делаем сейчас, ты будешь делать только со мной, до конца своих дней. И я тоже. С тех пор, как мы поженились, я не делал этого ни с кем другим. Я ответил на твой вопрос?

Анна закрыла глаза. Она лежала покорно и безответно.

– Ты – моя жена, а я – твой муж, – продолжал Люк. – И если это заставляет тебя чувствовать себя птицей в клетке – так оно и будет. Ты сама это выбрала.

Он начал ритмично двигаться в ней, пристально глядя ей в глаза. Но на этот раз опыт подвел его, хотя нельзя сказать, что он действительно использовал все свое умение. Он просто делал то, что несомненно удовлетворяет мужчину, но гораздо менее приятно для женщины, если она к этому не подготовлена. И он не получал ничего в ответ. Но, казалось, он и не ждал ответной реакции. Он не занимался с Анной любовью, но лишь ставил на ней печать: «владения герцога Гарндонского». Он хотел напомнить ей, что не было той части ее, которая не принадлежала бы ему.

Люк изверг в нее семя и впервые в жизни почувствовал, что физическая удовлетворенность и эмоциональное удовлетворение совсем не одно и то же.

Он вдруг подумал: не было ли то, что он только что сделал со своей женой, изнасилованием, – хотя звучало это странно. Люк встал и собрал свои вещи, раскиданные по полу.

– Если тебе не хватает свободы и уединенности, Анна, – ты можешь получить их. – Он слышал, что в его голосе звенит металл. – В своей собственной комнате. Я больше не войду сюда без твоего приглашения. И не лягу с тобой в постель до тех пор, пока ты полностью не оправишься после родов. Допустим, шесть месяцев? Или четыре, если ребенок окажется девочкой?

Анна лежала, закрыв глаза. Впервые он не укрыл ее одеялом, встав с кровати.

Люк продолжал одеваться.

– Если ты захочешь поговорить об этих письмах, – снова заговорил он, – то найдешь меня готовым выслушать тебя в любое время. Я не могу себе представить, чтобы ты действительно была виновна в чем-то ужасном. Но помни – ты моя. Это останется неизменным.

Анна даже не шевельнулась, когда он прошел через ее спальню и ушел в свою комнату, где еще ни разу не спал со дня их женитьбы.

Люк прислонился спиной к дверям своей спальни и закрыл глаза. Он пришел к Анне, потому что она была несчастна. Пришел, чтобы успокоить и утешить ее.

О Боже!

А ведь он знал, что не способен на это. Он знал, что давно, уже не способен любить. Но он не знал, что способен на жестокость. Она нуждалась в любви и понимании, а он был жесток с ней.

Он позволил себе расстроиться и разозлиться в ответ на ее отказ довериться ему и на обвинение в нечестности. Вот о чем ему еще придется подумать. Он позволял Генриетте эти встречи, всегда стараясь увести разговор от личных тем.