К девяти часам она и Лили удобно устроились в экипаже. Мужчины привязали свои гамаки к деревьям и заснули. Джесси слышала, как потрескивали дрова в костре, как лошади мирно жевали овес, слышала она и приглушенный вой койота, не осмеливавшегося приблизиться и утащить на ужин кость. Джон разбудил Джесси на заре чашкой горячего чая, а потом из пары одеял устроил для нее на берегу ручья укрытие для туалета. Она вытащила свой жестяной тазик, полотенце, французское мыло и одеколон, умыла Лили и не спеша помылась сама. Мог найтись лекарь, который сказал бы ей, что купание на заре в холодном ручье опасно; сорок лет назад такое говорилось ее отцу. Когда она оделась и вернулась к костру, экипаж был готов к отъезду, большая часть вещей уложена. После чашки чая и пары горячих булочек, испеченных стариной Найтом, она обратилась к Джону:

— Какова же моя доля обязанностей?

— Кушать с отменным аппетитом, быть счастливой.

— И только это, никакой работы?

— Никакой, — отвечали мужчины. — Отдыхайте. К тому же в походах от женщин толку мало.

Ярко светило солнце, когда они выехали в направлении Сан-Хосе. Дорог не было, но прочный экипаж мог двигаться куда угодно, лишь бы проходили колеса, и они проезжали плодородные долины, взбирались на холмы, откуда открывался вид на океан, на крутых спусках мужчины удерживали экипаж с помощью лассо. Найт и Грегорио шагали впереди двух вьючных мулов, нагруженных вьюками с одеждой, бутылками, банками с продовольствием, гамаками, сковородками и кастрюлями. Джон и Биль по очереди правили лошадьми. В полдень они останавливались для ланча и отдыха. В котелок клали испанский лук, сладкий красный перец и то, что удавалось мужчинам подстрелить утром. Они обшаривали окрестности в поисках яиц и фруктов. Когда Джесси пробуждалась от дремы после полуденной жары, группа трогалась с места и продолжала путь до очередной лагерной стоянки. Первую неделю Джесси продолжала кашлять, она начала принимать солнечные ванны во время остановок в полдень, и к концу второй недели боль в груди ослабла.

И так она проводила исцелявшие ее дни, не думая о времени, возвращая себе с каждым часом радость жизни. Порой в долинах, укрывшихся за прибрежным хребтом, воздух становился знойным, а ветерок с моря был мягким и прохладным. Приезжая в какую-нибудь деревню, они отдавали в стирку свое белье индианкам, иногда останавливались на ранчо калифорнийцев, и Джесси убедилась в лживости утверждения генерала Кирни, будто ее муж плохо обращался с местным населением. Калифорнийцы приветствовали путешественников, устраивали в их честь празднества, а Джесси беседовала с женщинами и об одежде, и о детях. Им удалось принять участие в трехдневной брачной церемонии, в параде среди толпы красочно одетых жителей. Экипаж Джесси вызывал большой интерес у калифорнийцев, пользовавшихся лишь массивными, запряженными волами телегами на деревянных колесах.

В последний вечер июля они разбили лагерь в горах Санта-Круз, откуда открывался вид на море, недалеко от ранчо, которое должно было стать их домом, как вдруг посыпал дождь. Джон сказал:

— Думаю, что каникулы кончились, мадам. Теперь мы должны решить, где осядем.

Джесси неохотно вздохнула:

— Это был чудесный месяц. Но я готова поставить наш дом. Где он будет? Как далеко мы от Марипозы?

— По-моему, на расстоянии около двухсот миль.

— Не трудно ли увидеть нашу землю? Она меня интересует.

— Это долгое путешествие верхом через горные хребты и броды.

— По какой дороге поедем? Скажи мне, как туда добраться?

Его глаза загорелись при мысли о путешествии.

— Мы поедем по долине Сан-Иокина, а потом прямо в горы Сьерры.

— Проедем ли мы через золотые прииски?

— Да, мы проедем по золотоносным землям.