Дневная жара уже спала, в воздухе разливался упоительный запах цветущих лип. Дема
повернулся на носке и отставил ногу в незаметном чужому глазу чечеточном движении. Сейчас он исполнял роль жизнерадостного эстета, любителя
больших джазовых оркестров. Не хватало только тросточки и туфель с железными набойками.
Швейцар средних лет с угрюмым видом сидел на стуле около открытой двери, читал "Комсомольскую Правду" и перегораживал вход своими ногами.
– Бон джорно, любезнейший, – сказал ему Демид. – Не соблаговолите ли вы принять ножку?
– Чево? – швейцар посмотрел на Дему, как на идиота.
"Тросточкой бы его… Да по мордасам".
– Копыта убери, чево…
Демид протянул швейцару пятерку и прошел внутрь.
Час был ранний. В зале царил приятный полумрак, не было даже накурено, народу было мало и оркестр еще не начал свою игру. Демида подвели к
столику, стоявшему в отдалении от сцены и сервированному в стиле "а-ля-рюсс". Из-за стола встал мужчина лет пятидесяти, вежливо кивнул
головой и протянул Демиду руку.
– Господин Коробов? Рад вас видеть. Ник Эджоу. Впрочем, можете величать меня просто Николай Игнатьевич. Николай Игнатьевич Ежов.
"Вот те раз! То иностранцы, то нет! Черт ногу сломит".
– Демид Петрович Коробов, лучше просто Демид. Так вы что, извините, из наших?
Мужчина улыбнулся. Вид он имел вполне американский. Хорошо одет. Глаза голубые, глубоко посаженные и спокойные, в сеточке мелких морщин.
Светлые волосы, тронутые сединой и зачесанные назад. Большие грубоватые руки.
– Да, пожалуй, именно так и можно сказать – из наших. – Эджоу кивнул головой. – Бывший гражданин Советского Союза, бывший беженец со
статусом религиозного меньшинства, бывший безработный… Все – бывший… А теперь – обычный бизнесмен. Канадец, позвольте так выразиться,
русского происхождения.
Ник поманил рукой официанта:
– Эй, человек! Бутылку смирновской, пожалуйста! Вы водку пьете? – обратился он к Демиду.
– Да, немножко можно, – скромно сказал Демид.
Этот канадец не был похож на русских, вырвавшихся пять-десять лет назад за границу и теперь приезжающих, чтобы почувствовать себя в России
человеком первого сорта, гордо проехать по улицам на арендованном "форде" и утереть нос старым друзьям и недругам. Он выглядел основательно
и внушал доверие.
– Ну что, Демид, за знакомство?
– За знакомство, Николай Игнатьевич.
"Эджоу, канадский бизнесмен. Он же Ежов, русский мужик. Бывший. Неплохой человек, кажется. Существует полуанекдотический стереотип, что
иностранцы все милые и глупые, как дети, и облапошить их ничего не стоит. "Русские прусских всегда бивали". А вот с нашенским человеком
нужно держать ухо востро. Тебе-то не один ли черт, Ежов он или Эджоу? В конце концов, тебе от него ничего не нужно. А ты ему зачем-то
понадобился".
Дема откинулся на спинку стула. Водка была ледяной, еда вкусной. Чем не жизнь?
"Впрочем, ты знаешь, зачем. На этот раз _знаешь_ ".
– Прожил я в Канаде без малого двадцать пять лет. – Ежов молодецки тяпнул рюмку и занюхал бутербродом с черной икрой. – Но родину свою
забыть не могу. А порою кажется, что и не уезжал от нее никогда. Повезло мне – если и есть на свете страна, похожая на Россию, то это
Канада. |