Обоим не повезло с сыновьями. Отец Хьюберта вернулся с Первой мировой войны с пораженными газом легкими и мозгом, разрушенным кошмарами, о которых он не мог говорить. У него хватило энергии, чтобы произвести на свет сына, но работать в полную силу он так и не смог и в 1925 году умер. Мэтью, единственный сын Хьюберта, такой же умный и честолюбивый, как отец, и разделявший его восторженное отношение к профессии юриста, погиб на горнолыжном курорте под снежной лавиной через два года после присвоения звания барристера. Именно после этой трагедии в глазах отца стал гаснуть, а затем и вовсе потух честолюбивый огонек.

«Но во мне он не потух, – подумал Лод. – Последние десять лет я поддерживал его, скрывал недочеты, выполнял за него скучную, рутинную работу. Можно было бы устраниться от этой ответственности, но, видит бог, он так не сделает».

Однако в глубине души Лод понимал, что это всего лишь поза. Он не сможет победить. Если настоять на конкурсе, «Чемберс» погрязнет в дрязгах, они перерастут в скандалы, и все это затянется на годы. Если же он победит с небольшим перевесом, то о какой легитимности тут говорить? Ему это еще не раз припомнят. А если отступить и не бороться, тогда следующим главой коллегии станет Венис Олдридж.

В молодые годы она прогуливалась по коридорам Олд-Бейли, направляясь от старой части в стиле эдвардианского барокко к более современной, затем спускалась вниз, к мраморному великолепию Большого зала, проходила под величественным куполом с тимпанами и синей мозаикой и в очередной раз любовалась статуями, выбрасывая из головы мысли о том, что она могла бы сделать лучше или сделала хуже, и тем самым подготавливала себя к выносу вердикта.

Теперь такая прогулка была для нее просто защитой от волнения. Она предпочитала проводить неизбежный перерыв в библиотеке, а ее явное стремление к уединению гарантировало, что ей никто в этом не помешает. Она машинально взяла с полки книгу и подошла к столу без намерения читать.

«Гарри, ты любил тетю?» Этот вопрос пробудил в памяти другой, такой же – когда это было? – восемьдесят четыре года назад, в марте 1912-го, когда Фредерик Генри Седдон был признан виновным в убийстве своей квартирантки мисс Элизы Барроу. «Седдон, вам нравилась мисс Барроу?» Но кто даст утвердительный ответ после того, как ограбил женщину и похоронил, как нищую? Фрог был в восторге от этого судебного процесса. На этом примере он доказывал, как сильно может повлиять один вопрос на судебное решение. Фрог приводил и другие примеры: признание несостоятельности свидетеля-эксперта в деле Рауза о сгоревшем автомобиле, не сумевшего назвать коэффициент расширения меди при нагревании, или вмешательство судьи, мистера Джастиса Дарлинга, обратившегося к подсудимому с вопросом, почему мышьяк, купленный им якобы для истребления одуванчиков, был расфасован маленькими порциями. А пятнадцатилетняя Венис, сидя в маленькой комнате почти без мебели, сказала: «И это справедливость? Она восторжествовала только потому, что свидетель забыл научный факт, а судья решил вмешаться?»

Казалось, Фрог испытал при этом боль: ему необходимо было верить в справедливость, верить в правосудие. Фрог. Эдмунд Альберт Фроггет. Невероятно, но тем не менее обладатель степени бакалавра искусств, полученной заочно в некоем богом забытом университете. Именно благодаря Эдмунду Фроггету она стала юристом. Венис признавала этот факт, испытывая чувство благодарности к странному, загадочному, грустному маленькому человеку, но редко о нем вспоминала. Память о дне, когда их отношения оборвались, была такой болезненной, что смущение, страх и стыд заслоняли благодарность. Только когда прошлое без приглашения, как сегодня, вторгалось в ее мысли, Венис начинала о нем думать, и тогда ей вновь было пятнадцать, она переносилась в комнату Фрога, слушала его истории и училась криминалистике.