– Вряд ли стоит еще раз переживать эту борьбу, мистер Картрайт.

– Вы не сказали, что меня никогда раньше не вызывали в суд, ведь так?

– Но это была бы ложь, а адвокаты не лгут в суде.

– Зато могут, когда нужно, промолчать. Значит, в этот раз невиновен, и в прошлый – тоже. Повезло мне. Все прошло бы не так гладко, если бы на мне была судимость. Не думаю, что присяжные обратили внимание на действительный смысл произнесенных вами слов. – Картрайт рассмеялся. – Или не произнесенных.

Венис подумала, но ничего не сказала. Она знала, что судья обратил внимание. И обвинитель тоже.

Картрайт как будто прочел ее мысли.

– Но они все равно ничего сделать не могли, правда? Меня ведь оправдали. – Понизив голос и оглядевшись по сторонам, он добавил после минутного молчания: – Вы помните мой рассказ о прошлой истории и как я тогда выкрутился?

– Помню, мистер Картрайт.

– Я никому раньше этого не рассказывал, но тут подумал, что вам надо знать. Знание – сила.

– Иногда знание опасно. Думаю, в ваших интересах держать язык за зубами. Счет за услуги я вам пришлю, а в чаевых в виде конфиденциальной информации я не нуждаюсь.

Но красные поросячьи глаза внимательно смотрели на нее. В чем-то он был дурак, но далеко не во всем.

– Однако вы заинтересовались, – сказал он. – Я так и думал. В конце концов, Костелло тоже из вашей коллегии. Но не волнуйтесь. Я молчал долгие годы. Болтуном меня не назовешь. Если не умеешь держать рот на замке, успешного бизнеса не создашь. А такое ведь не продашь в бульварную газетенку, точно? Да и доказательств не найти. В прошлый раз я хорошо заплатил, и в этот раз готов заплатить не меньше. Я сказал женушке: «У меня будет лучший лондонский криминальный адвокат. Не важно, сколько это будет стоить. Никогда не экономлю на важных вещах. Мы покажем этим подонкам». Городские паразиты – вот кто они. Да им слабо́ даже на осликах покататься. Хотел бы я видеть их на лихом скакуне. О деревне они ни черта не знают. Животных не любят. Их злит, когда люди наслаждаются жизнью. Живут злобой и завистью. – И добавил в восторженном изумлении, словно на него снизошло откровение: – Они равнодушны к лисам и ненавидят людей.

– Я уже слышала этот аргумент, мистер Картрайт.

Похоже, он прижимается к ней. Казалось, она сквозь ткань ощущала отталкивающее тепло его тела.

– Остальным охотникам приговор придется не по душе. Некоторые хотят выжить меня оттуда. Им только на руку, если бы этот защитник животных выиграл дело. Никто из них не рвался в свидетели защиты, разве не так? Ну, если они захотят охотиться на моей земле, пусть привыкают видеть меня в алой куртке.

Да он просто стереотипный землевладелец – отличный наездник, выпивоха и любитель женщин, подумала Венис. Кажется, Генри Джеймс сказал: «Никогда не думайте, что вам открыты глубины человеческого сердца». Но он писатель. Его работа – отыскивать сложности, отклонения от нормы и неожиданную утонченность в человеческой природе. Вступив в зрелый возраст, Венис стала замечать, что ее подзащитные – мужчины и женщины, коллеги, с которыми она работала, становились для нее все более предсказуемыми. Теперь поступки людей ее редко удивляли. Как будто инструмент, тональность, мелодия закладывались в первые годы жизни, и какими бы изобретательными и вдохновляющими ни были последующие каденции, основная тема неизменно сохранялась.

И все же у Брайана Картрайта были свои достоинства. Он был успешным производителем запасных частей для сельскохозяйственной техники. Если нет мозгов, тебе никогда не создать бизнес с нуля. Он давал людям работу. Говорили, что он щедрый и великодушный хозяин. Интересно, думала Венис, какие еще скрытые таланты и способности таятся под ладно скроенным твидовым пиджаком? Ему хотя бы хватило здравого смысла явиться на суд скромно одетым, она опасалась, что он может предстать перед присяжными в вызывающем клетчатом пиджаке и бриджах.