И все же у Брайана Картрайта были свои достоинства. Он был успешным производителем запасных частей для сельскохозяйственной техники. Если нет мозгов, тебе никогда не создать бизнес с нуля. Он давал людям работу. Говорили, что он щедрый и великодушный хозяин. Интересно, думала Венис, какие еще скрытые таланты и способности таятся под ладно скроенным твидовым пиджаком? Ему хотя бы хватило здравого смысла явиться на суд скромно одетым, она опасалась, что он может предстать перед присяжными в вызывающем клетчатом пиджаке и бриджах. Может, он страстно любит романсы? Или выращивать орхидеи? А может, архитектуру барокко? Не похоже. И что в нем, черт побери, нашла жена? Может быть, показательно, что она не явилась на суд?
Венис подошла к двери женской гардеробной. Наконец можно будет избавиться от назойливого клиента. Повернувшись, она рискнула еще раз испытать пожатие этой похожей на клещи руки и проводила Картрайта взглядом. Венис надеялась никогда его больше не видеть, но такие же чувства вызывали в ней все оправданные клиенты.
Подошел служитель со словами:
– Снаружи толпятся противники охоты, называя ее «кровавым спортом». Они недовольны приговором. Наверное, разумнее выйти с другой стороны.
– Полиция присутствует?
– Да, видел пару полицейских. Думаю, они не опасны – просто крикуны. Я говорю о собравшихся.
– Спасибо, Барраклу. Я выйду, где обычно.
И вот тогда, идя по коридору к главной лестнице, Венис увидела их обоих – Октавию и Эша. Они стояли подле статуи Карла II и вглядывались туда, откуда она должна была появиться. Даже на расстоянии она поняла: молодые люди не встретились случайно, а пришли вместе, обговорив заранее место и время свидания. От них исходило спокойствие – непривычное в дочери, зато свойственное, как она знала, Эшу. На мгновение Венис замедлила ход, но тут же справилась с собой и твердой походкой устремилась к ним. Оказавшись на близком расстоянии, она заметила, что Октавия сует руку парню, но, увидев, что тот никак не отзывается на жест, тут же ее отдернула, по-прежнему глядя матери в глаза.
На Эше была свежая белая рубашка, синие джинсы и джинсовая куртка. Венис видела, что куртка не из дешевых, – выходит, какие-то деньги ему перепали. На фоне самоуверенного, стильного молодого человека Октавия казалась особенно юной и беззащитной. Длинная хлопковая рубашка, которую она обыкновенно носила поверх футболки, была чище обычного, но все же придавала ей вид викторианской сиротки, только что вышедшей из приюта. На ней была еще твидовая куртка. Огромные кроссовки выглядели слишком тяжелыми для худых ног с узкими лодыжками и только усугубляли наглядную картину несчастного, трогательного ребенка. Худенькое, умное личико, легко принимающее выражение наигранного слабоумия или яростного негодования, сейчас выглядело умиротворенным, почти счастливым; дочь впервые в жизни открыто смотрела на Венис своими темно-карими глазами, так похожими на глаза матери, во всем же остальном они были совершенно разными.
Эш первый заговорил. Протянув руку, он произнес:
– Добрый день, мисс Олдридж. Примите мои поздравления. Мы сидели на галерее. Очень впечатляюще, правда, Октавия?
Венис словно не заметила протянутую руку, понимая, что именно этого он ждал и хотел. Продолжая смотреть на мать, Октавия кивнула:
– Я думала, тебе хватит впечатлений от Олд-Бейли на всю жизнь. Вижу, вы знакомы.
– Мы любим друг друга и хотим обручиться.
В словах, торопливо произнесенных детским голос-ком дочери, Венис явственно расслышала победные нотки.
– Ах, вот как? Советую выбросить эту блажь из головы, – сказала она. – Ты не очень умна, но инстинкт самосохранения все же должен сработать. Эш не годится на роль твоего мужа.
Эш не выразил никакого протеста, но Венис этого и не ждала. |