— Что вы, батоно Борис. Никуда я не ушел. К родственникам ездил…

— Ладно. К этому еще вернемся. Говорю в последний раз. В самый последний. Если ты не скажешь сейчас, кому отдал паспорт, все сделаю, но спокойной жизни здесь, на побережье, тебе не будет. Земля будет гореть под ногами! Где бы ты ни был. В Тбилиси, Пицунде, Лазаревском. В любом другом месте. Обещаю. Понял?

— Понял. Только статью на себя брать надо.

— Какую еще статью?

— Ладно, батоно Борис, возьму статью. Если правду говорить, отдал я паспорт. Не знаю, кажется, даже вашему отдал.

— Что значит "вашему"? Работнику милиции?

— Да… Вообще-то, глупо все получилось. Поймал он меня на хибе. Я уже бабки взял. Вдруг он, откуда ни возьмись. "Стой, ни с места… И вы, потерпевший, ни с места…"

— Подожди, подожди… Где все это было?

— В Сочи. На морвокзале. У меня сразу застучало: влип. Выйти не успел, и на тебе.

— Он что, был в форме?

— Нет, в гражданском.

— Какой из себя? Как выглядел?

— Такой… высокий. Руки, плечи… Короче, бугай.

— Грузин, армянин?

— Нет. Белый.

— Что значит "белый"? Волосы белые?

— Не белые, конечно. Русые, что ли. Усики тоже светлые. Понимаете, батоно, — европеец! Из России.

— Он документы показывал?

— Какие документы. Паспорт у меня взял, и все. "Стойте здесь. И вы, потерпевший, стойте здесь". И исчез. Тот лох ушел почти сразу, он с теплохода был, турист, с "Ивана Франко". А я минут двадцать его ждал. Потом уже понял: чисто он меня. Бирку взял, и с концами. Что мне было делать? Не в отделение же идти — глупо ведь.

По лицу Кудюма было ясно — он говорит правду. Собственно, сомневаться в этом не приходилось. Человека из ИТК заставить признаться в повторном преступлении не так просто. "Размотал" же всю правду Кудюм по двум причинам: во-первых, чтобы избавиться наконец от мучившей его ложной ситуации, во-вторых, исходя из его, Иванова, репутации. Кудюм знал: если он сейчас его обманет, ему несдобровать.

"Черт… Неужели "кавказец" — работник милиции?"

— Почему подумал, что паспорт у тебя отобрал работник милиции?

— Не знаю. Подумал, и все тут.

Нет, ситуация не прояснилась. Наоборот, еще больше запуталась. С одной стороны, если допустить, что "европеец" и "кавказец" — одно и то же лицо, подтверждается предположение, что, отправляясь на дело, "кавказец" менял внешность. Но с другой стороны, преступников могло быть двое. "Европеец", отобрав паспорт у Кудюма, затем передал его "кавказцу".

Вернулся Прохоров. Усевшись за стол, посмотрел на Кудюма. Перевел взгляд на Иванова:

— Ничего не произошло, пока меня не было?

— Произошло. Гурам Джансугович хочет кое-что рассказать.

— Действительно? — Прохоров придвинул к себе протокол. — Гурам Джансугович, слушаю…

Вздохнув, Кудюм повторил то, что рассказал Иванову. Подписав протокол, спросил:

— И что со мной будет? Теперь?

— Ничего. Будем проверять ваши показания.

Кудюм недоверчиво взглянул сначала на Иванова, потом на Прохорова:

— Вы хотите сказать, я могу идти?

— Можете.

— Что… И все?

— Все. Единственное, не уезжайте пока из Гудауты. Недели две. Мало ли, вдруг понадобится что-то уточнить.