Камми не сводила с нее пристального взгляда.

— Что же здесь, в конце концов, произошло?

— В какой-то момент мне показалось, что Рид бросит ребенка в Чарлза. Швырнет, как заведенную бомбу. Он приезжал в Нью-Йорк сразу после рождения Рейны. Когда он зашел к нам, я совершила непростительную ошибку, дав ему подержать малышку. Он выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание. Он стал белее полотна. Но я тогда ничего не знала, Чарлз просто не предупредил меня.

— О чем? В чем все-таки причина?

Мишель изучающе смотрела на Камми, прежде чем отвести взгляд.

— Если Рид не рассказал вам, то я вряд ли имею на это право. Спросите у него.

— А если он не захочет рассказать мне?

Но Мишель, вероятно, не собиралась уступать, и Камми добавила умоляюще:

— Пожалуйста, мне очень нужно знать.

Хозяйка дома задумчиво нахмурила брови и, повернувшись к холодильнику, достала сырник. Потом выставила на стол десертные тарелки. Встав на цыпочки, она достала кофеварку с полки и наполнила ее водой. На столе появились кофемолка и пакет с кофе. В электромельницу посыпались зерна, зажужжал моторчик, и кухню наполнил аромат свежемолотого кофе. Мишель загрузила кофеварку и включила ее. Наконец она повернулась к Камми.

— Возможно, я пожалею об этом, но… — Она пожала плечами. — Дело в том, что он… в общем, этот случай с ребенком чуть не свел его с ума. Именно по этой причине он бросил службу в разведке. В тот же день, когда его оправдали, Рид собрал вещи и укатил на Юг, домой. Вот и сидит теперь там, в своих лесах. Ведь он… убил маленькую девочку.

Камми отложила нож, который взяла, чтобы разрезать сырник. По телу проползла холодная дрожь и, забравшись в самую середину мозга, пронзила резкой болью.

— Нет, — со страданием выдохнула она, — не может быть.

— Это случилось в маленьком поселке на Голанских высотах. Рид служил консультантом в израильских отборных частях, командовал небольшим отрядом из двенадцати человек. Они должны были отражать нападения палестинцев и поддерживать в городке порядок. В том районе часто вспыхивали палестинские мятежи, но понемногу обстановка стабилизировалась. Отряд Рида вел самый обычный образ жизни: патрулирование, учебные тревоги, ежедневные тренировки. В общем, ничего особенного, свободного времени — хоть отбавляй. Их штаб-квартира располагалась в самом центре — возле рынка. А на соседней улице жили две палестинских семьи. Так вот, одна из малышек, девочка лет пяти-шести, любила играть прямо у их двери и постоянно вертелась под ногами. К ребенку привыкли. Все баловали ее, а особенно Рид. Кто-то даст ей конфету, кто-то жвачку, для нее мастерили кукол, учили понемногу идиш и английскому.

Камми закрыла рот ладонью. Ей стало понятно, к чему клонилась эта история. Как ясно она все представила!

— Вам известно что-нибудь об израильско-палестинском вопросе? — продолжала Мишель устало. — Бесконечная кровавая война за узкую полоску песчаной земли. Жуткая ненависть, источившая души многих поколений. Расправы интифады. Вы, вероятно, слышали, как дешево ценится на Ближнем Востоке жизнь человека, особенно женщины.

— Эта девочка… — с трудом проговорила Камми.

— Ее отец был лидером интифады. Его убили во время очередного восстания. Девочка, младший братишка и мать перебрались в дом брата отца. Дядя девочки фанатично ненавидел израильтян, видя смысл своей жизни в борьбе и уничтожении противника любыми средствами. Он, разумеется, и послал девочку.

— Вы имеете в виду…

Мишель пристально смотрела прямо перед собой мрачными глазами.

— Когда бойцы отряда привыкли видеть девочку играющей возле дверей штаба и сами стали играть с ней, вот тогда-то ее послали к ним в последний раз.