— Что же случилось? — Камми старалась говорить как можно мягче, чтобы вызвать Иви на откровенность.

— Понимаете, он выплачивал по счетам за аренду автоприцепа, в котором я живу, и за коммунальные услуги, покупал продукты. Кит заставил меня бросить работу, и я могла рассчитывать только на его поддержку. Он ведь должен был со дня на день оформить развод и считал, что обязан обеспечивать меня. Так и было… до недавнего времени. Хотя, откровенно говоря, он зачастую просрочивал оплату за трейлер, и приходилось постоянно напоминать ему о продуктах. У меня были небольшие сбережения, но их хватило ненадолго. И вот теперь, когда его не стало, мне совсем не на что жить. И никто не возьмет меня на работу. С таким животом я нигде не нужна, тем более — в Гринли.

— Могу представить ваше положение. — У Камми не было сомнений, что Иви переживает не самые лучшие времена.

— Я не хочу обращаться в благотворительный фонд для неимущих, хотя, кажется, у меня на то есть все основания. Я договорилась, что буду рожать в Шривпорте — там принимают бесплатно. Единственное, чего я хочу, — уехать из этого города. К сожалению, пока у меня нет такой возможности.

В это время отворилась кухонная дверь, и в торговый зал высунулась голова Уэн. Увидев, с кем беседует Камми, она крайне удивилась. Камми сделала едва заметное движение головой. Уэн округлила глаза, однако тотчас скрылась за дверью, оставив ее приоткрытой.

Иви ничего не заметила, полностью погруженная в свои мысли. Опустив глаза, она продолжала:

— Поверьте, я очень не хотела снова беспокоить вас, но мне больше не к кому обратиться. Последней надеждой был преподобный Таггарт. Я думала, что существует какой-нибудь церковный фонд… — Она замолчала, словно пытаясь вернуть себе самообладание, и вскоре вновь заговорила срывающимся голосом: — Ведь проповеднику должно быть известно о христианском всепрощении и милосердии, правда? Но для меня не нашлось ничего, кроме нотации. Он сказал, что я сама легла в ту постель, за которую платят, что мне все равно, с кем спать, лишь бы были деньги. Больше всего на свете я презираю лицемерие, — в голосе женщины звучали боль и отчаяние.

Чтобы избавить Иви от необходимости выступать в роли просительницы, Камми пришла ей на выручку.

— Скажите, сколько вам нужно.

В светло-голубых глазах Иви стояли слезы, она с сомнением и надеждой взглянула на Камми.

— Я не могу принять ваших денег. Правда, не могу. Но Кит говорил… он обещал, что обязательно позаботится обо мне и ребенке, будет помогать в любом случае. Я понимаю, что моя просьба нелепа, но не могли бы вы сказать, может быть, известно о каком-нибудь банковском счете для нас? Или о чем-то в этом роде, что оставил для нас Кит.

Кит не оставил для них ничего — в этом Камми была абсолютно уверена. Единственное, что он оставил в банке, — кредиторскую задолженность.

— Я точно не знаю, но обязательно поинтересуюсь.

— Вы сделаете это? Правда? — Из глаз Иви потекли слезы, оставляя мокрые полоски на щеках. — Я была в такой растерянности. Мне так стыдно было говорить с вами о своих проблемах и о нашей с Китом жизни. Я просто…

— Не волнуйтесь, — успокоила ее Камми, — я все выясню и через день-два позвоню вам. Хорошо?

— Не знаю, как вас благодарить. Я… любила Кита и была в ярости, когда узнала, что он собирается вернуться к вам, но никогда не осуждала его за это. Я просто поняла, каким он был на самом деле.

— Не думаю, чтобы вы поняли все до конца, — проговорила Камми. — Но если вас это хоть немного утешит, то можете считать причиной столь неожиданной смены сердечных привязанностей деньги.