Посланник Фридриха II в Петербурге Мардефельд при содействии С. Уича прилагал теперь усилия по заключению аналогичного союза с Россией, чтобы последняя гарантировала Фридриху недавнее разбойничье его приобретение Силезии. Это была первая английская подножка Бестужеву и его системе, но за ней скоро последует вторая.
Получалась странная, прямо-таки уродливая внешнеполитическая конфигурация, совмещавшая в себе несовместное (и сильно напоминающая нам положение в Европе накануне Второй мировой войны): Англия, союзница России и Австрии, заключила союз с их противником Пруссией и теперь, нарушая стройную систему Бестужева, пыталась уговорить его заключить союз с Берлином. И такой союз в марте 1743 года был подписан, правда, без русской гарантии завоевания пруссаками Силезии (при этом Берлин дал гарантии русским приобретениям в Финляндии). Конечно, русско-прусский союз был мертворождённым ребёнком, ибо и Елизавета, и уж тем более Бестужев относились к Пруссии с большим недоверием.
Между тем неуёмный Фридрих II, или, как его с чьей-то лёгкой руки в окружении Бестужева назвали, скоропостижный король, попытался возмутить ганноверских князей против английского их родственника короля Георга II, что сильно всполошило Форин Офис и заставило С. Уича провести зондаж относительно позиции России на случай военных действий Англии с Пруссией. А.П. Бестужев-Рюмин дал ему понять, что России в союзе с Австрией и Англией «окоротить» Фридриха не представило бы большой проблемы. Впрочем, между Бестужевым и англичанами полного единства взглядов не существовало: Бестужеву важны были национальные интересы России, и для их обеспечения он искал в Европе надёжных союзников, в то время как Англия преследовала в этой политике лишь цель восстановить в Европе нарушенное Францией равновесие сил. Говоря попросту, это равновесие вице-канцлера волновало постольку-поскольку, а если и интересовало, то только в преломлении к русским интересам и нуждам. В этом смысле Алексей Петрович был одним из тех немногих бескомпромиссных людей на внешнеполитическом поприще России, которые во главу угла ставили интересы своего отечества. Последующие канцлеры России будут послушно выполнять предначертания своих императоров и обеспечивать не столько интересы собственной страны, сколько стараться «ублажить» то Пруссию, то Австро-Венгрию, то Европу в целом.
Сближение с Австрией произошло после Бреславского мира, заключённого 1 ноября 1743 года между Австрией и Пруссией. К этому времени императрица Мария-Терезия (по своим делам и значению для страны — австрийская Екатерина II), уже признала императорский титул Елизаветы Петровны и намеревалась пойти ещё дальше. Всё дело на некоторое время испортило «лопухинское дело» и действия австрийского посланника де Ботты (см. далее). Они на некоторое время осложнили действия вице-канцлера по сближению с Австрией.
Естественно, доверие императрицы к Бестужеву после английских «кульбитов» уменьшилось, и ему снова и снова приходилось взбираться на одну и ту же скользкую горку. У него, правда, появился временный союзник — конференц-министр граф М.И. Воронцов, также участвовавший в суде по «лопухинскому делу». Этот граф в ночь переворота с 24 на 25 ноября 1741 года вместе с Петром Шуваловым (1711–1762) стоял на запятках саней Елизаветы Петровны, теперь стал помощником А.П. Бестужева-Рюмина, но позже перейдёт на сторону его врагов.
А.П. Бестужев стал автором и русско-прусского договора 1743 года. Договор, как мы упоминали, был неискренним с обеих сторон, но стороны пошли на него, чтобы хоть как-то насолить Франции. Фридрих II надеялся этим на какое-то время нейтрализовать Россию и предлагал возобновить русско-прусский договор 1740 года, подписанный во времена регентства Анны Леопольдовны и позволявший ему получить гарантию на его завоевания в Австрии, но Бестужев настоял на том, чтобы взять за образец договор 1726 года, менее выгодный для Пруссии. |