В душе у Роберта трубили фанфары. Скоро они с Паулой вступят триумфаторами в вожделенный «Сансет».

– Сколько это займет времени? – Паула во взвинченном состоянии расхаживала босиком по мексиканскому ковру в спальне арендованного Робертом «скромного» дворца, копирующего архитектуру и интерьер старой испанской миссии.

– Антонио обещал, что утром даст нам знать…

Роберт лениво разлегся на широком ложе и любовался Паулой. Легкая хромота придавала ей особую греховность. Как же он был глуп, что расстался с Паулой на целый год. И ведь он мог потерять ее навсегда.

– Я хочу, чтобы она умерла, – сказала Паула. – Я хочу, чтобы ее казнили в газовой камере, и она бы втянула своими мерзкими ноздрями пропитанный ядом воздух.

– С адвокатами Плутарха на это не надейся. В крайнем случае ее приговорят к домашнему аресту под наблюдением врачей и служб социальной помощи. – Он злорадно рассмеялся. – Вердикт о ее виновности втопчет ее обратно в грязь. Она еще немного потрепыхается, но с нею будет покончено. Мы вызволим Кристину из рабства, а какой-нибудь судья признает недействительным дарение акций «Сансет-отеля». «Все вернется на круги своя»… Я правильно цитирую Библию или ты с ней незнакома?

– Я хочу видеть ее мертвой, – упрямо повторила Паула. – Ей не место среди живых, ей надо умереть. Зло надо вырывать с корнем и сжигать почву, его породившую.

– Ты стала проповедницей, подобной ей. А меня ты простишь? – Роберт, охваченный тревожным чувством, уже сменил позу и пытался поймать взгляд Паулы, вышагивающей взад-вперед по комнате.

– Я тебя простила. Прошлой ночью, а может, еще двадцать ночей назад, когда ты любил меня… Я не считала. Если я поцелую тебя, вступит ли в права наша двадцать первая ночь?

Она наклонилась над ним, но телефонный музыкальный аккорд помешал ей.

Роберт опередил Паулу, взяв трубку.

– Роберт? Это Антонио. Ты был прав на все сто! Смерть от удушья! И никаких сомнений, хотя труп пробыл в земле уже больше года. И послушай еще… Там нашли остатки клея во рту, в ноздрях и в глазницах. Марку определили…

– Какую?

– Обычный суперклей. Им заткнули Ливингстону рот и нос, и бедняга задохнулся.

– Ты замечательно поработал, Антонио. Но что за этим последует? Ее арест по обвинению в убийстве?

В ответ было молчание.

Роберт ждал, ждала и Паула, взяв параллельную трубку.

– Это не так просто, как тебе кажется, Роберт. Никаких свидетельств причастности Киркегард к убийству нет. Она выйдет из суда с гордо поднятой головой, и на этом все кончится. Максимум, что мы можем сделать, это вызвать ее повесткой как свидетельницу и установить за ней негласное наблюдение. Может быть, появившись в полиции, она признается…

– Она ни в чем не признается, не рассчитывай на это. Это баба с мужскими яйцами. Поверь мне, ради бога, Антонио, что тебе будет на допросе труднее расколоть ее, чем аятоллу Хомейни. Не надейся на силу убеждения. С ней это не пройдет.

– А на что мне надеяться?

– Как на что? Мы же теперь оба знаем, что здесь дело нечисто. Неужели нельзя выдвинуть против нее обвинение и открыто начать расследование? Прости, Антонио, я ни на чем не настаиваю… но раз мы друзья, то уж будем говорить откровенно. Что тебе мешает?

Роберт уже начал кипятиться, но Антонио охладил его пыл.