Глава 4

– Черт побери! Что с твоей ногой? Не хватало еще тебе ковылять, как колченогой ведьме! – воскликнул Уинтроп Тауэр, когда переводил ее через улицу.

– Я попала в передрягу еще в детстве. Так уж прости, если ты сослепу связался с калекой, – отшутилась Паула.

На шутку Паулы Уинтроп никак не отозвался. И не смутился оттого, что ненароком обозвал ее колченогой ведьмой. Он всегда произносил вслух то, что думал, а если она восприняла его слова со смехом, то это только повысило ее рейтинг.

– Таких лошадок обыкновенно пристреливают, – хихикнул Уинтроп.

– Конечно, – в тон ему откликнулась Паула. – А там, где я жила, тотчас сдирали с них шкуру, мясо пускали на колбасу, а кости на мыло.

– Как называется та местность, где проживают столь практичные, экономные люди?

Паулу этот вопрос невольно смутил, но улыбка ее не увяла.

– Плэйсид, к твоему сведению. Есть такое богом забытое местечко во Флориде.

Они перешли улицу, и только тут Тауэр заметил в своей новой знакомой резкую перемену. Она выглядела теперь, как большая тряпичная кукла, которую он тащил за собой. В чудных ее голубых глазках набухали слезинки, губы дрожали. Неужели воспоминания об оставленном позади прошлом так на нее подействовали? Печаль ее казалась искренней. Он почти посочувствовал ей.

Уинтроп покрепче сжал в пальцах ее маленькую теплую ручку и ощутил нечто, что не смог бы выразить словами. Подобные ощущения были ему внове. Это и будоражило его, и отчасти злило. А может быть, и радовало. Наконец-то рядом с ним появилось существо, которое смогло пробить хитиновый панцирь, надетый им на себя давным-давно и превративший его из человека в насекомое – убийственно хитрое, умное, талантливое, – но все же насекомое.

Нет, не сейчас! Возможно, позже, со временем, они с девушкой поговорят накоротке. Она расскажет ему о своей печали, а он постарается развеять эту печаль, и они станут друзьями, и дружба их не будет построена на песке, как все в этом безвременном мегаполисе.

Автомобильная стоянка «Мортона» уже была переполнена широкими и длинными роскошными машинами, и служащие – мексиканские парни, старающиеся в поте лица, – расчищали для них место, безо всякого стеснения игнорируя всякие там «шеви», «Форды» и «мерсы».

Сам ресторан за стоянкой светился, как нежно-розовый, только что распускающийся бутон экзотического цветка. Стало уже прохладнее, но нагретый за день асфальт еще источал жар. Запах его смешивался в странный коктейль с ароматами цветущих кустов жасмина. Сухой, горячий ветер, долетающий сюда из пустыни, шуршал листьями гигантских пальм, и за ними неоновая вывеска «Мортона» казалась живой и приветливо манящей.

Вся обстановка располагала к благодушию, и все было так чарующе красиво, однако Паула уловила какую-то странную фальшь в открывшемся ее взгляду зрелище. На самом деле все было не так, как выглядело.

Тауэр решительно протолкнул Паулу сквозь небольшую давку, образовавшуюся в дверях, ведущих в ресторан. Внутри это противоестественное сочетание скованности и демонстративно выставляемого порока и веселья не исчезло, а еще больше давило на психику Паулы.

Одна часть зала, не отделенная даже перегородкой, была отведена под обширную кухню, где повара колдовали над приготовлением блюд. Вид этого идеально чистого, сверкающего кафелем пространства без единого пятнышка на белоснежных стенах должен был внушить гостям уверенность, что пища, которую они будут вкушать, первозданно свежа.

Однако стоящие прямо у входа личности, встречающие посетителей, напоминали скорее следователей лубянского застенка, чем гостеприимных хозяев. Темноволосая высокая красотка, худая, словно просидевшая много месяцев на строгой диете, затянутая в элегантное кроваво-красное платье, а рядом с ней мужчина с ангельским лицом в великолепно пошитом синем костюме представляли собой пару, которой вроде бы господь поручил сторожить врата в рай.