– Мы будем ужинать втроем…
Каролин, вступив на территорию парка при «Сансет-отеле», мгновенно очутилась в волшебном царстве растений, ботанических чудес, которые были здесь в изобилии. К сожалению, сюда доносились посторонние шумы – говор гостей и официантов из ресторанов для миллионеров средней руки и из зала звезд, звяканье посуды.
Бунгало, расположенные здесь, сдавались за скромную плату в тысячу долларов за ночь, и хоть цветов вокруг было много, это было не то, чего ей хотелось. Каролин прошла по аллее, окутанной, как праздничным покрывалом, цветущими гроздьями, спустилась по нескольким ступеням, подделанным под древний, замшелый мрамор, послушала легкий шум искусственных родников с минеральной водой, якобы пролагающих нелегкий путь сквозь горные породы, наконец подобралась к цели.
Она ткнула пальцем в стену бунгало, выстроенного в староиспанском стиле. В ней взыграла злоба, и, если бы у нее была кирка в руках, Каролин бы с размаху ударила по камню и высекла искры. Но пока лишь ее кроваво-красный, наманикюренный ноготь покорябал стену, за которой обитал Роберт Хартфорд.
– Вот его логово, – по-змеиному прошипела Каролин. Ее окрашенные под цвет пламени волосы вдруг вспыхнули словно живым огнем, когда на них упал солнечный луч, пробившийся сквозь листву.
– Подонок! – в тон подруге и хозяйке прошептала Канга, неотступно следующая за спиной у Каролин.
Канга не могла простить Хартфорду его оскорбительный, демонстративный уход с сеанса в «Сансет-отеле», однако спрашивать у хозяйки, как та намерена поступить, было бесполезно.
На этот раз она услышала от хозяйки пусть неопределенный, но все же ответ:
– Он получит свое… не сомневайся.
Обе женщины проследовали под аркой одуряюще пахнущих растений к дубовой, окантованной сталью двери с номером девять. Каролин нажала кнопку звонка.
Плутарх распахнул дверь после продолжительной паузы, и волна мощной музыки Вагнера, вырвавшаяся из замкнутого пространства бунгало, едва не сбила Кангу с ног. Но, разумеется, Каролин даже не шелохнулась. Никто из них троих не произнес ни слова.
Они также молча прошли в комнату, заполненную цветами. Преобладал белый цвет – белые лилии, орхидеи, гладиолусы, гардении. Сам Плутарх явно нервничал, но по-прежнему хранил молчание.
Телевизор, водруженный на изысканный столик, светился, но звук был отключен. Шли новости Си-эн-эн, а под картинкой ползла лента с цифрами стоимости биржевых акций. Мощные оркестровые атаки «Тангейзера» Вагнера, казалось, заставляли содрогаться каменные стены бунгало.
На сервировочном столике разместились три бутылки, вероятно, именно розового шампанского, которое подается в «Сансет-отеле» в фирменных ведерках, заполненных измельченным льдом. Тяжелое серебряное блюдо было доверху наполнено белужьей икрой, и из этой массы предусмотрительно торчали три серебряные ложечки. Все по правилам самого в мире знаменитого сервиса, который предоставляет «Сансет-отель».
Каролин решительно прошагала по комнате, мгновенно отыскала нужную розетку и выдернула шнур. Наступила тишина.
Плутарх нервно облизал языком пересохшие губы и первым нарушил молчание, нависшее тяжелой грозовой тучей.
– Вам не нравится Вагнер?
– Мне нравится шампанское, – с улыбкой ответила Каролин.
Он не отрывал от нее глаз, пока срывал проволоку с пробки и откупоривал бутылку. Пальцы его дрожали. Тихий хлопок заставил Дэвида вздрогнуть, но затем он был повергнут в полное изумление, когда Каролин отчетливо и громко приказала:
– Разденься, Канга!
При этом Каролин сохраняла на лице сладкую улыбочку, как будто ее команда ничем не нарушала естественный ход событий. Она подняла руку, словно дирижер, управляющий действиями оркестра, в котором Плутарху предназначено терпеливо ждать своей очереди ударить в медные тарелки. |