— Ну, — сказал Баринов жестко, — если дойдет до этого, то ваши товарищи мне будут не нужны. Если я. заполучу архив так, как вы мне сейчас предлагаете, то просто уничтожу их, чтоб не путались под ногами. И вы станете главным виновником их гибели. Кроме того, кого-то из них я отпущу или вовсе не трону, но зато дам знать, что именно вы всех их предали.

— Неприятно, наверно… — пробормотал Чугаев.

Он явно заколебался, и Баринов нанес нокаутирующий удар:

— Надеюсь, теперь вы понимаете, товарищ капитан, что ваша идея «не поступаться принципами» все больше выглядит театром абсурда? Тайну вы все равно не сохраните, а людей — погубите. В случае же вашего добровольного согласия, уверяю вас, все ваши люди останутся в целости и сохранности. И ни одна капля их крови не упадет на вашу слишком рано поседевшую голову!

— Разрешите еще сутки подумать?

— Нет! — сурово сказал Баринов. — Или вы отдаете архив добровольно, прямо сейчас, или я выкачиваю его из вас, так сказать, «технически», но с самыми неприятными последствиями как для вас, так и для ваших товарищей!

— Хорошо… Я согласен… — с трудом произнес Чугаев.

…Примерно через полчаса Баринов уже сидел в своем кабинете, куда был срочно вызван начальник СБ ЦТМО.

— Так, Николаич, срочно организуй группу из пяти человек с металлоискателем и собакой, а также с грузовиком типа «Бычка» или «Газели» на заброшенный карьер вот в этот район. Все ориентиры в сопроводиловке. Твои люди должны найти и доставить сюда двенадцать стальных коробок с документами. Пусть работают осторожно. Там две противопехотные установлены и одна направленного действия. Вопросы?

— Вы ГВЭП включали? — поинтересовался Комаров.

— Нет. Чугаев сам все сообщил. Не мог я, Николаич, никакой спецтехники применять, к сожалению. Даже «зомби-6».

— Почему?

— Потому что кто-то индуцировал в мозг Чугаева очень хитрую программу.

Эдакая защита от несанкционированного доступа. В случае, если кто-то попытается подавить его волю — химическим способом или при помощи ГВЭП, — срабатывает нейролингвистический вирус. Память превращается в некую невообразимую кашу, из которой ничего вытащить уже нельзя, потом мозг отключается начисто — паралич дыхания, сердца — и капут.

— И кто же-это постарался, интересно?

— Догадываюсь, кто, и убежден, что это не Воронцов с «джи-кеями», соображаешь?

— Соображаю. Любимый ученик?

— «Не будем говорить кто, хотя это был Слоненок…» — ухмыльнулся Сергей Сергеевич, процитировав старый детский мультик. — Все, иди работай! К 16.00 ящики должны быть в ЦТМО.

Едва Комаров вышел из директорского кабинета, как на столе у Баринова зазвонил внутренний телефон.

— Рад слышать, Лариса Григорьевна! Что нового?

— Сергей Сергеевич! — похоже, зав. 8-м сектором еле сдерживалась, чтоб не разреветься. — Полина в коме!

— Опять жульничает? — как можно более спокойно спросил профессор.

— Не думаю! Я боюсь самого страшного… Ведь прошлой ночью она с этим вождем воевала!

— Вождь концы отдал, мне уже сообщили. А вы не паникуйте! Поддерживайте жизнедеятельность всеми силами и средствами! Я сейчас буду!

— Да, Баринов!

— Сергей Сергеевич, это Аня Петерсон.