— Уж больно ты грозен, как я погляжу, — сказал ему Илларион.

Он стоял перед сверкающей черной «волгой» полковника такой же, как всегда — худощавый, словно высушенный нездешним солнцем, чисто выбритый, насмешливый, одетый в камуфляжный комбинезон и линялое армейское кепи, с тощим рюкзаком у ноги, с дымящейся сигаретой, которую он держал по-солдатски, огоньком в ладонь, а за спиной у него, медленно остывая после стокилометровой гонки, тикал двигателем его потрепанный «лендровер», прошедший вместе с хозяином огонь и воду, чиненный-перечиненный, некрасивый, сто раз похороненный, но все равно живой и по-прежнему надежный. Не будь в левой руке Забродова вылинявшего брезентового чехла с удочками, можно было запросто забыть, какой сейчас год, и решить, что инструктор спецназа ГРУ капитан Забродов только что вернулся с очередного задания. Мещеряков даже ощутил, как по коже зябкой волной пробежали мурашки, словно вокруг была не Москва, а набитые стреляющим железом дикие горы. Чтобы разрушить иллюзию, он посмотрел по сторонам, бросил взгляд на часы, и вид собственной руки, вместо пятнистого х/б обтянутой тонкой шерстяной тканью делового костюма, из-под которого выглядывал белоснежный манжет сорочки, вернул его с небес на землю. Полковник распахнул дверцу и выбрался на сырой асфальт, сохраняя недовольное выражение лица и всем своим видом демонстрируя неодобрение.

— Где тебя носит? — проворчал он. — Битый час торчу здесь, как последний дурак.

— Торчал бы, как умный, — невозмутимо ответил Илларион. — В чем дело, полковник? Что за пожар? Вы что, нашли этого парня?

Мещеряков сделал скучное лицо и обвел рассеянным взглядом ряды выходивших во двор окон. Илларион согласно кивнул.

— Пожалуй, ты прав, — сказал он. — Пойдем лучше в дом!

— А может быть, поедем? — спросил полковник. — Нашего приятеля все еще нет дома, так что…

— День на дворе, полковник, — напомнил Илларион. — На что ты меня подбиваешь? Время рабочее, да и вообще… А если он вернется, пока мы будем там… — Он осекся, вслед за Мещеряковым окинул взглядом задний фасад дома и закончил явно совсем не так, как намеревался вначале:

-..там осматриваться?

Мещеряков кивнул водителю, давая понять, что поднимется наверх и, вероятно, задержится. Опытный Миша, не впервые привозивший полковника на Малую Грузинскую и хорошо изучивший все, что касалось этих визитов, за исключением разве что их содержания, глубоко вздохнул и сел за руль, приготовившись терпеливо ждать. Забродов забросил за плечо свой тощий рюкзак, поудобнее перехватил удочки и первым двинулся к подъезду. В дверях он галантно посторонился, пропуская вперед Мещерякова, который не упустил случая проворчать: «Китайские церемонии…»

Полковник снова заговорил, как только за ним захлопнулась дверь забродовской квартиры.

— Не понимаю, Илларион, — сказал он, вслед за хозяином проходя в гостиную и садясь в кресло — как всегда, именно в то, которое предпочитал сам Забродов, — что тебя смущает? Ну и что с того, что он застукает нас у себя дома? Ты что, боишься его?

Забродов скептически посмотрел на приятеля, немного подумал, решая, очевидно, прогнать полковника из своего любимого кресла или оставить все как есть, плюхнулся на диван и сразу же расплылся по сиденью в совершенно немыслимой позе, наводившей на мысль о том, что у него переломаны все до единой кости.

— Боюсь? — переспросил он. — Да, пожалуй, боюсь. Я боюсь себя и в особенности тебя, полковник. Мы с тобой слишком рьяно взялись за этого парня. Как бы не увлечься… У меня нет ни малейшего желания отправлять его на тот свет.