— Миша, — сказал он в трубку, — ты можешь быть свободен до завтра. Нам тут нужно кое-что обсудить.

— Может, за закуской съездить, товарищ полковник? — предложил понятливый водитель.

— Съездить просто необходимо, — зловещим тоном произнес Мещеряков. Некоторым умникам очень нужно съездить по шее, но этим я займусь сам, а ты отдыхай, Миша. У тебя завтра трудный день… и у твоей шеи тоже.

Лежавший на диване Забродов издал неприличный хрюкающий звук.

— Ну, — сказал Мещеряков, убирая в карман трубку, — ты что же, так и будешь пить лежа?

— Даже не сомневайся, — ответил Илларион и переложил ноги с подлокотника на спинку дивана.

Полковник плюнул и пошел за рюмками. В тот самый момент, когда он открыл дверцу холодильника, чтобы взять оттуда блюдечко с нарезанным лимоном, Валентин Валерьянович Канаш спустил курок, целясь в Баландина.

Мещеряков этого, конечно же, не знал: он думал о том, что вечером, когда он навеселе вернется домой, ему опять нагорит от госпожи полковницы.

Глава 9

Чек не питал ни малейших иллюзий по поводу предстоящего разговора. Он понимал, что, получив с Рогозина деньги, хромой незнакомец исчезнет, как утренний туман под горячими лучами солнца, и если возникнет вновь, то лишь для того, чтобы отхватить у президента «Эры» еще один кусок мяса. То, как круто хромой обошелся с Канашом, тоже не вселяло в Чека особого оптимизма: похоже, хромого волка не слишком беспокоила перспектива отправить кого-нибудь на тот свет. Он бил жестоко и без предупреждения, предоставляя жертве самой решать, умирать ей или как-нибудь выкарабкиваться с того света на этот.

Впрочем, в свою смерть Чек не верил, как и большинство людей, никогда не сталкивавшихся с костлявой старухой лицом к лицу. Он знал, что ежедневно в мире тем или иным способом погибают тысячи людей, которые при других обстоятельствах могли бы благополучно жить еще долгие годы. Но это была статистика, а он, Чек, существовал не только в статистических сводках, но и на самом деле, и никак не мог всерьез поверить в то, что это существование может ни с того ни с сего просто оборваться.

По дороге к месту встречи Чек ломал голову над тем, что он скажет хромому. Ему явно довелось ввязаться в детективную историю, а по законам детективного жанра он просто обязан обзавестись чем-то, с помощью чего можно было сделать собеседника более сговорчивым: каким-нибудь компроматом, чем-то, что могло заинтересовать хромого, большими деньгами или, на худой конец, большим никелированным пистолетом сорок пятого калибра с костяными накладками на рукоятке. Ничем из перечисленного набора Чек не обладал и потому решил для разнообразия выложить хромому всю правду: кто он, откуда, что ему известно и что хотелось бы узнать. Если хромой потребует чего-нибудь взамен, можно будет немного поторговаться и, если это будет Чеку по силам, расплатиться сполна. А если убьет…

Чек пожал плечами, на безумной скорости ведя машину по Садовому Кольцу. Убьет так убьет, решил он. Хотя за что ему меня убивать? Как говорится, за спрос не бьют в нос. Хотя это как сказать… Канаш, например, его ни о чем не спрашивал, а он взял и врезал ему по кадыку, да так, что тот чуть жив остался.

Так или иначе, отступать было некуда. Чек знал, что тайна, самый краешек которой он подсмотрел, наблюдая за встречей хромого с Рогозиным, не даст ему покоя до самой смерти. От Рогозина правды не добьешься, так что хромой был единственной ниточкой, которая связывала Чека с разгадкой, а его сегодняшнее свидание с Рогозиным — единственным шансом ухватиться за кончик этой ниточки.